1. Понятие жизни, или всеобщая жизнь, есть непосредственная идея, понятие, которому его объективность соответственна; но последняя соответственна ему лишь постольку, поскольку оно есть отрицательное единство этой внешности, т. е. поскольку оно полагает ее соответственной себе. Бесконечное соотношение понятия с самим собой как отрицательность есть процесс самоопределения, расщепление понятия на себя как субъективную единичность и на себя как безразличную всеобщность. Идея жизни в своей непосредственности есть пока что лишь творческая всеобщая душа. Вследствие этой непосредственности первое отрицательное соотношение идеи внутри самой себя есть ее определение себя как понятия – полагание в себе, которое лишь как возвращение в себя есть для-себя-бытие, творческое пред-полагание. Через этот процесс самоопределения всеобщая жизнь есть некоторое особенное; этим она раздвоила себя на два крайние термина суждения, которое непосредственно становится умозаключением.

Определения этой противоположности суть всеобщие определения понятия, ибо именно понятию свойственно раздвоение; но исполнением этих определений служит идея. Одной стороной служит единство понятия и реальности, которое есть идея, – как то непосредственное единство, которое раньше выступало как объективность. Однако здесь это единство имеет другое определение. Там оно было единством понятия и реальности, поскольку понятие перешло в объективность и только потерялось в ней; понятие не противостояло ей, или, так как понятие есть для нее нечто лишь внутреннее, то оно есть лишь внешняя ей рефлексия. Та объективность есть поэтому такое непосредственное, которое само непосредственным образом непосредственно. Напротив, здесь объективность есть лишь нечто происшедшее из понятия, так что ее сущностью служит положенность, и она выступает как нечто отрицательное. Ее следует рассматривать как сторону всеобщности понятия и, стало быть, как абстрактную всеобщность, присущую по существу лишь субъекту и имеющую форму непосредственного бытия, которое, будучи положено само по себе, безразлично по отношению к субъекту. Тотальность понятия, присущая объективности, постольку есть лишь как бы заимствованная тотальность; та последняя самостоятельность, которую она имеет по отношению к субъекту, есть то бытие, которое, согласно своей истине, оказывается только вышеназванным моментом понятия, которое, как пред-полагающее, находится в стадии первой определенности некоторого в-себе-сущего полагания, еще не выступающего как полагание, как рефлектированное в себя единство. Происшедши из идеи, самостоятельная объективность есть, следовательно, непосредственное бытие только как предикат суждения самоопределения понятия, – есть бытие, хотя и разнящееся от субъекта, но вместе с тем существенно положенное как момент понятия.

По содержанию эта объективность есть тотальность понятия, которой, однако, противостоит его субъективность или отрицательное единство, составляющее истинную центральность, а именно, его свободное единство с самим собой. Этот субъект есть идея в форме единичности, как простое, но отрицательное тождество с собой – живой индивидуум.

Последний есть, во-первых, жизнь как душа, как понятие самого себя, которое совершенно определено внутри себя, как начинающий, самодвижущий принцип. Понятие содержит в своей простоте определенную внешность как заключенный внутри понятия простой момент. Но, далее, эта душа в ее непосредственности непосредственно внешня и обладает в самой себе некоторым объективным бытием; это – подчиненная цели реальность, непосредственное средство, которое ближайшим образом есть объективность как предикат субъекта; но эта объективность есть, далее, также и средний термин умозаключения; телесность души есть то, посредством чего она смыкает себя с внешней объективностью. Телесностью живое существо обладает ближайшим образом как непосредственно тождественная с понятием реальность; постольку оно вообще обладает этой телесностью от природы.

И вот, так как эта объективность есть предикат индивидуума и вобрана в субъективное единство, то ей не свойственны прежние определения объекта, механическое или химическое отношение, и еще менее ей свойственны абстрактные рефлективные отношения целого и частей и тому подобное. Как внешность, она, правда, способна к таким отношениям, но постольку она не есть живое наличное бытие. Если живое существо берут как некоторое целое, состоящее из частей, как нечто такое, на что воздействуют механические или химические причины, берут как механический или химический продукт, будь последний определен чисто как таковой или же также и через некоторую внешнюю цель, то понятие становится внешним ему, живое берется как нечто мертвое. Так как понятие ему имманентно, то целесообразность живого нужно понимать как внутреннюю целесообразность; понятие имеет бытие в живом как определенное понятие; отличное от своей внешности и в своем различении пронизывающее ее и тождественное с собою. Эта объективность живого существа есть организм; она есть средство и орудие цели, совершенно целесообразна, так как понятие составляет ее субстанцию; но именно потому само это средство и орудие есть выполненная цель, в которой субъективная цель постольку непосредственно сомкнута с самой собой. Со стороны своей внешности организм есть многообразие не частей, а членов, которые как таковые (а) существуют только внутри индивидуальности; они отделимы, поскольку они суть внешние и могут быть ухвачены за эту внешность, но поскольку их отделяют, они возвращаются под власть механических и химических отношений обыкновенной объективности. (b) Их внешность противостоит отрицательному единству живой индивидуальности; последняя есть поэтому влечение положить абстрактный момент определенности понятия как реальное различие; ввиду того что это различие непосредственно, оно есть влечение каждого единичного, специфического момента продуцировать себя, а также возвести свою особенность во всеобщность, снять другие, внешние ему, моменты, продуцировать себя за их счет, но в равной мере снять самого себя и сделать себя средством для других[93].