Постанывая, я выбрался из кровати, спустился вниз и побрел через сад к гаражу. К тому времени, когда машина выехала из проулка, я начал мало-помалу просыпаться и, остановившись у гостиницы, уже смог поздороваться с мистером Уорли достаточно бодро. Но бедняга даже не ответил. Свет керосинового фонаря озарял его осунувшееся от тревоги лицо.

– Надеюсь, вы сумеете помочь ей быстро. Я очень за нее беспокоюсь: лежит как каменная, а поросятки преотличные. Целых четырнадцать!

Я понял его волнение, едва заглянув в закуток. Ромашка неподвижно лежала на боку, а крохотные поросята толклись у ее сосков. Они бросали один, хватали другой, повизгивали и опрокидывали друг друга в тщетной попытке утолить голод. Их тельца выглядели тощими и дряблыми – верный признак, что желудки у них пусты. Мысль, что новорожденные поросята погибнут просто потому, что мать их не кормит, была мне невыносима – но это могло произойти так легко! Скоро они оставят попытки сосать и бессильно лягут на пол. А тогда их уже не спасти.

Присев на корточки, я поставил Ромашке термометр и оглядел ее вздутый бок в рыжей щетине, отливавшей под фонарем медью.

– Она что-нибудь сегодня ела?

– Очистила корытце, как всегда.

Температура оказалась нормальной. Я начал водить руками по соскам, по очереди оттягивая их. Изнывающие от голода поросята вцеплялись острыми зубками мне в пальцы, когда я отодвигал их в сторону. Но, несмотря на все мои усилия, я не сумел выжать ни капли молока. Вымя казалось полным, даже раздутым, и все-таки ни единой капельки.

– У нее же там сухо, верно? – испуганно прошептал мистер Уорли.

Я встал и повернулся к нему:

– Это просто агалактия. Мастита нет, и Ромашка не больна, но что-то тормозит отпускной рефлекс. Молока у нее много, сейчас мы ей кое-что впрыснем, и оно пойдет.

Говоря это, я пытался придать своему лицу непроницаемое выражение, потому что готовился к одному из любимейших моих салонных фокусов. В подобных случаях инъекция питуитрина оказывает поистине волшебное действие. Она срабатывает не позже чем через минуту и, хотя не требует никакого искусства, впечатление производит крайне эффектное.

Ромашка не возмутилась, когда я вогнал иглу глубоко ей в бедро и ввел три кубика внутримышечно. Она была всецело поглощена беседой со своим хозяином – почти соприкасаясь носами, они обменивались нежными похрюкиваниями.

Я убрал шприц, немного послушал, как они воркуют, и решил, что торжественный момент наступил. Я снова нагнулся к соскам, и мистер Уорли уставился на меня в изумлении:

– Что вы делаете?

– Проверяю, не пошло ли молоко.

– Откуда, черт подери! Вы же ее только-только укололи, а у нее там все сухо!

Такой зачин превзошел все мои ожидания. Для полного триумфа мне не хватало только барабанной дроби. Я зажал в пальцах один из напряженных задних сосков. Вероятно, где-то в глубине души я позер, потому что в подобных обстоятельствах всегда стараюсь брызнуть молоком на противоположную стену. На этот раз я для пущего эффекта решил направить струйку мимо левого уха хозяина гостиницы, но немного не рассчитал и оросил его очки.

Он снял их и начал медленно протирать, словно не веря своим глазам. Потом нагнулся и сам потянул за сосок.

– Да это же чудо! – воскликнул он, когда молоко щедро потекло на его ладонь. – В жизни такого не видывал!

Поросята мигом разобрались в ситуации. Не прошло и нескольких секунд, как драки и визг прекратились, они улеглись ровным рядком, и наступила тишина. Блаженное выражение их мордочек свидетельствовало, что они лихорадочно наверстывают упущенное время.

Я пошел на кухню, чтобы помыть руки, и, вытирая их полотенцем, висящим за дверью, обратил внимание на нечто странное: я услышал приглушенный звук многих голосов. Этот шум казался необычным для паба в два часа ночи, и я заглянул внутрь через неплотно прикрытую дверь. Повсюду сидели люди. В свете единственной неяркой электрической лампочки я увидел нескольких мужчин, расположившихся за стойкой бара, а другие сидели по лавкам вдоль стен с пенными кружками в руках.

Когда я повернулся в удивлении, Уорли ответил мне улыбкой:

– Не ожидали увидеть такое, да? Так я вам вот что скажу – настоящие выпивохи приходят только после закрытия. Да, так вот. Каждый вечер я запираю главный вход, а эти ребята проходят через черный.

Я сунул голову в дверь и еще раз оглядел зал. Он представлял собой своего рода местную галерею фотографий из серии «Их разыскивает полиция». Казалось, здесь собрались все самые сомнительные личности города, имена которых регулярно оживляли колонки новостей еженедельной газеты. Переводя взгляд с одного лица на другое, я как будто вживую видел перед собой заголовки: пьянство и непотребное поведение, уклонение от уплаты налогов, избиение жен, драки и скандалы.

Меня заметили. Я услышал пьяные крики в свой адрес и внезапно понял, что все взгляды прокуренного зала обращены на меня. Вдруг все остальные крики заглушил голос: «Не хочешь ли выпить?» Больше всего на свете я хотел бы добраться до постели, но просто закрыть дверь и исчезнуть было бы не совсем прилично. Я вошел и направился к стойке. Видимо, у меня тут было много друзей, и не прошло и минуты, как я оказался в центре веселой компании с кружкой пива в руке.

Ближайшим моим соседом был хорошо известный в Дарроуби герой по имени Гоббер Ньюхаус, невероятного размера толстяк, который умудрялся идти по жизни, нигде не работая. Он постоянно пил, дрался и играл на деньги. В данный момент он пребывал в благодушном настроении, и глаза на его огромном потном лице рядом со мной смотрели дружески, но хитро.

– Ну, Хэрриот, как торговля собаками? – спросил он с достоинством.

Я раньше никогда не слышал, чтобы мою профессию описывали подобным образом, и задумался, как ответить на вопрос, и тут заметил, что все собравшиеся в ожидании смотрят на меня. Племянница мистера Уорли, которая стояла за стойкой, тоже застыла в ожидании.

– Шесть кружек лучшего пива – шесть шиллингов, – сказала она, разряжая ситуацию.

Я пошарил в кармане и достал деньги. Мое впечатление, что кто-то пригласил меня выпить с ним пива, видимо, было ошибочным. Я оглядел лица, но не было никакой возможности определить, кто же позвал меня, а по мере того, как кружки исчезали со стойки, толпа вокруг меня начала редеть, будто по волшебству: люди просто отходили от меня, словно они забыли что-то в другом месте, и я скоро оказался в одиночестве. Я больше не представлял интереса, и никому не было до меня дела, когда я допил свою кружку и вышел.

Свет в свинарнике прорезал темноту двора, и я услышал хрюканье и звуки человеческого голоса, которые подсказали мне, что мистер Уорли все еще возится со своей свиноматкой. Я подошел ближе, он посмотрел на меня восхищенным взглядом.

– Посмотрите, мистер Хэрриот, – прошептал он, – разве это не прекрасно?

Он показал на поросят, которые в беспорядке лежали друг на друге с закрытыми глазами и животами, раздувшимися от щедрых соков Ромашки.