– Мы обдумаем это позже.

– Но ведь не сработало. А если это не сработало…

– Тише.

Хронолит успешно приземлился. Первый Хронолит на американской земле, и немаленький, судя по побочным эффектам. Сью была права. Мы потерпели неудачу.

– Но Скотти, – сказала она бесконечно усталым и растерянным голосом. – Если это не работает… то что я здесь делаю? Для чего я?

Мне показалось, что это риторический вопрос. Но она никогда еще не была настолько серьезной.

Надеюсь, в будущем, когда мы сможем подойти к этой истории объективно, кто-нибудь даст эстетическую оценку Хронолитов.

Какой бы отталкивающей ни казалась такая идея, но каждый из этих монументов, пожалуй, являл собой некий образчик искусства – каждый был индивидуален, двух одинаковых не существовало.

Одни из них сделаны грубо, как Куан в Чумпхоне: относительно небольшой, детали не проработаны, напоминает драгоценности, отлитые в песчаной форме; работа новичка. Другие оформлены изящнее (хотя выглядят откровенно заурядно, как произведения соцреализма) и более тщательно продуманы. Например, в Исламабаде или Кейптауне Куан – это добрый великан, мужественный и дружелюбный.

Но самые узнаваемые – Хронолиты-монстры, разрушители городов. Куан Бангкока, оседлавший бурые воды Чаупхраи; облаченный в мантию Куан Бомбея; строгий, почтенный Куан Иерусалима, словно воплощение всех мировых религий, взирающий на религиозные реликвии, усеивающие землю у его ног.

Куан Вайоминга превзошел всех. Сью правильно оценивала значение этого монумента. Первый американский Хронолит, провозглашение победы в сердце крупной западной державы. И если его появление в сельской глуши было знаком уважения к великим американским городам, то все равно это был вызывающий и недвусмысленный символ.

Термальный удар наконец стал ослабевать. Мы стряхивали оцепенение и начинали понемногу осознавать, что произошло и в чем мы потерпели неудачу.

Хитч, что характерно, первым подумал о практической стороне – о том, как остаться в живых.

– Подъем, – хрипло сказал он. – Надо убираться подальше отсюда, пока куанисты не пришли за нами, а ждать осталось недолго. Нам нельзя выезжать на главную дорогу. Сью колебалась, ее взгляд остановился на аппаратуре, запитанной от аккумуляторов, установленной вдоль стены бункера. Приборы хаотично мигали, ожидая входных данных.

– Ты тоже, – велел Хитч.

– Это может быть важно, – ответила она. – Ненормально высокие показатели.

– К черту показатели, – подталкивал он нас, спотыкающихся, к двери.

Сью застонала, увидев Хронолит, подпирающий небо. Рэй вышел следом за ней, я следовал за Хитчем. Один из немногих оставшихся инженеров, седой мужчина по фамилии МакГрудер, выйдя из бункера, тут же упал на колени в порыве искреннего, непроизвольного благоговения.

Куан был… ну, он просто не поддавался описанию.

Он был грандиозен и прекрасен. Он был выше самого высокого ориентира в округе – каменистого утеса, на который пробрались диверсанты. От тау-ядра и окружавших его конструкций, конечно, и следа не осталось. Ледяной панцирь Хронолита уже таял – воздух вокруг был не таким уж и влажным – и детали монумента проступали сквозь окутывавший его туман. Подернутый облаком, Хронолит выглядел как величественный колосс высотой с гору. Под таким углом мы не могли четко рассмотреть выражение лица Куана, но в нем угадывалось напыщенное самодовольство, безмятежная уверенность завоевателя.

Кристаллы льда таяли и осыпались вокруг нас нежной холодной мглой. Ветер хаотично менялся, обрушивая то тепло, то холод.

Основные силы куанистов скопились южнее. Многие из них были в отключке из-за термального шока, но ограждение было вынесено на несколько миль от места прибытия, и, судя по возобновившемуся треску выстрелов, остальные были вполне живы, чтобы перетянуть внимание военных. Солдаты, оказавшиеся рядом с нами, выдержали удар благодаря термальной одежде, но выглядели дезориентированными и неуверенными – их средства связи вышли из строя, они стягивались к руинам восточных ворот.

От ополченцев, повредивших тау-ядро, не осталось и следа.

Инженерам и техникам, которые выбирались из бункера, Рэй посоветовал примкнуть к военным. Журналисты, тоже пережидавшие в укрытии, поступили по-своему: они расселись по своим пуленепробиваемым фургонам и умчались, перемахнув через рухнувшее заграждение. Они заполучили и, можно не сомневаться, уже отдали в эфир потрясающие кадры – огромного нового Куана из Вайоминга. Наш провал стал официальным фактом.

– Помоги усадить Сью в машину, – попросил меня Рэй.

Она уже перестала плакать, но не могла оторвать взгляд от Хронолита. Моузли стоял рядом, поддерживая ее.

– Все это неправильно… – прошептала она.

– Конечно, неправильно. Давай, Сью. Нужно уезжать. Она стряхнула руку Рэя:

– Нет, я имею в виду, он неправильный. Слишком высокие показатели. Мне нужен секстант. И карта. В фургоне есть топографическая, но… Хитч!

Тот обернулся.

– Мне нужен секстант! Попроси у инженеров!

– Какого хрена? – сказал Хитч.

– Секстант!

Хитч велел Рэю заводить фургон, а сам побежал за электронным секстантом и штативом к топографам. Сью, не обращая внимания на порывы ветра, настроила прибор и стала набрасывать цифры в блокноте. Рэй произнес спокойно, но твердо:

– Думаю, это уже не важно.

– О чем ты?

– Об измерениях.

– Я делаю это не ради развлечения, – живо ответила она. Но едва она попыталась сложить штатив, как потеряла сознание и упала на руки Рэю, мы отнесли ее в фургон.

Я поднял ее блокнот из заледенелой грязи.

Хитч сел за руль, а мы подложили под голову Сью подушку и укрыли ее одеялом. Военные попытались остановить нас. Вооруженный охранник с нервным выражением лица сунулся в окно машины и уставился на Хитча.

– Сэр, я не могу гарантировать вашу безопасность…

– Да, я знаю, – ответил тот и запустил двигатель.

Нам будет безопаснее – главное, Сью будет безопаснее – подальше отсюда. Хитч поехал напрямик через равнину по одной из проселочных дорог. Здесь было много таких уезженных троп, которые упирались в разоренные ранчо или сухие поилки для скота. Не особо обнадеживающая дорога к отступлению. Но Хитч всегда предпочитал проселки.

Несмотря на тщательную защиту от холода, наш двигатель пострадал из-за термального шока. Ближе к ночи фургон дернулся и заглох, впереди неподалеку виднелся шлакобетонный сарай с жестяной крышей. Мы решили остановиться здесь не потому, что здание выглядело привлекательным – уже много лет дожди заливали пустые окна, поколения полевых мышей устраивали внутри свои гнезда – а потому, что тут можно было скрыться из поля зрения и спрятать машину. По крайней мере, на несколько миль мы оторвались.