— У него не было выхода. Ему нужен кто-то, кому он может доверять, кто будет на его стороне, даже зная правду, — Мона опять вздохнула. — Чёрт-те что тут происходит, вдобавок сам Иорвет бешеный — поцапался с Исенгримом из-за того, что тот хотел устроить госпиталь в городе, а не здесь. Потом с Идой, потому что она не пускала к тебе, а ты так долго лежала без сознания. Он почему-то решил, что ты умираешь. Вот я и вызвалась присматривать за тобой, а потом припёрла его к стенке. Сказала, что так нельзя, потому что тут такие дела творятся, а учитывая слухи…

— Боже, что тут происходит?! — застонала я. — Какие дела творятся, какие слухи?

— Сначала лекарство, — Мона налила из графина на столике в синюю чашку прозрачную, как вода, жидкость. — Пей! Глоток, не больше!

— Вот же командирша! — усмехнулась я.

Лекарство и на вкус было, как вода.

— Уже нет, — Мона улыбнулась, и её голос зазвучал по-обычному мягко. — Мы с Роэлем решили — когда всё закончится, вернёмся в Верген. С нас хватит.

Я удивлённо приподняла бровь, а Мона забрала чашку и снова раскомандовалась:

— Дай мне ту подушку, у меня спина разламывается после твоего кривого топчана. И подвинься!

Она долго взбивала подушку, потом устраивалась рядом, потом сбегала за пледом и опять взбивала подушку.

— Не нравится мне здесь, — наконец, начала она, когда улеглась. — Ни слова в простоте никто не скажет. Говорят так вежливо и улыбаются, а чувство, будто тебя в нужник макнули. Мы для них сброд.

Сев на кровати, я повернулась к Моне и смотрела на острые кончики ушей, выглядывающие из светлых волос, на утончённый профиль — более эльфийское лицо сложно было себе представить.

— К чёрту их!

— К чёрту, да не к чёрту… Эльфы раскололись на два лагеря и никак не могут договориться, как жить дальше, а Исенгрим так и молчит с Вергена. Как Иорвет проснулся, начались дебаты. У них это называется так — «дебо-о-аты», — Мона повернулась и произнесла это слово, чопорно поджав губы и опустив подбородок, отчего лицо смешно и жеманно вытянулось. — По мне это больше похоже на брань краснолюдов в таверне, только краснолюды честно дерут глотки и говорят в лоб то, что думают, а не прячутся за ядовитыми любезностями.

«Очень по-эльфийски», — подумала я, но не стала перебивать Мону.

— Не все местные такие, конечно. Многие на стороне Иорвета, особенно те, кто помнит Аэлирэнн, и старики из Шоннохи. Остальные смотрят в рот Филавандрелю, и самое ужасное, что кое-кто из наших переметнулся к нему, заслушавшись его речами.

— Я думала, что раз теперь Исенгрим король, то и решать будет он, — сказала я.

— Будет, — важно кивнула Мона. — Это традиция — после дебатов праздник примирения, потом неделя тишины, потом коронация. На ней Исенгрим объявит своё решение, выслушав все стороны. Так заведено.

— Весьма мудро заведено… — подумав, прокомментировала я.

— Я сама узнала о том, что так заведено, лишь пару дней назад, — рассмеялась Мона и тут же посерьёзнела: — Было бы мудро, если бы все играли чисто…

Она замолчала, и я не выдержала и взмолилась:

— Ну говори же!

— Кто-то пустил слух про вас с Иорветом, чтобы перетянуть как можно больше эльфов на сторону Филавандреля и настроить их против Иорвета. Дескать то, как вас нашли на крыльце… Не удивлюсь, если это придумал сам Яевинн, его бойцы постоянно отираются в коридоре.

— Вот как…

Я вспомнила истерзанную фигуру Яевинна с раскинутыми руками и склонившуюся над ним Торувьель. Похоже, что спасение от смерти не пошло на пользу характеру эльфа.

— Вы должны быть очень осторожны, — сказала Мона, откинув плед, и села. Из-за пазухи она достала сложенный клочок бумаги и вложила в мою ладонь. — Настоящую правду не знает никто, но даже мой Роэль, которому ты нравишься, услышав слухи, был вне себя — раскричался, что это бред и что такого не может быть никогда. Они все будто забыли, что благодаря тебе мы живы…

Опустив голову, я развернула записку. «Беседка с розами памяти, закат». Почерк Иорвета.

— Я уже три дня её таскаю, — улыбнулась Мона. — Мог бы на словах передать, но ты бы ведь не поверила?

— Какая беседка? — спросила я.

Мона кивнула за окно.

— Эти розы только там, — она спрыгнула с кровати. — Пойду найду Иду. И ему скажу, что ты проснулась.

Она подобрала пледы, натянула сапоги, брошенные у порога, и вдруг вернулась, обняла меня и поцеловала в лоб.

— Я помогу, если что, — прошептала она. — Только прошу — будь осторожна.

Задержавшись, она выдала порцию ценных указаний про режим приёма лекарства и о том, как её найти, и дверь за моей верной подругой закрылась. Я же слушала вполуха и сидела неподвижно на постели, вертя записку в пальцах. «Не было печали»… — с досадой прошептала я, спрыгнула с кровати и опрокинула в себя остаток жидкости из синей кружки. В тело шибануло энергией и одновременно отчаянной злостью. Столько сил было вложено — не только в марш-бросок на Дол Блатанна, но и в притворство, и мы победили, и я, в конце концов, чудом не сдохла, а теперь, когда магическая прелесть Аэлирэнн нашла хозяина, и таймер начал обратный отсчёт, благородные эльфы пытаются забрать то единственное, что имело для меня смысл! На лбу выступила испарина, сердце судорожно бухало в груди, как в пустой цистерне. Кажется, надо было внимательнее слушать Мону, кажется, она сказала, что не больше глотка за раз…

Деревянный пол был прохладным, я уселась на него голой задницей, подтянув по-турецки ноги, и закрыла глаза. Дышать. Думать. Столько времени, сколько нужно, чтобы успеть проснуться… Очередной дурацкий ребус! Чтобы проснуться, то есть вернуться, мне надо найти Филиппу. Чтобы найти Филиппу, нужно дождаться письма Геральта, если только он не забыл о своём обещании. Почему-то я была уверена, что даже если Геральт забудет, то кто-то другой даст мне знак, куда двигаться. «Путь ведёт», — говорили они, эти мудрые сверхъестественные существа. А что если Путь уже привёл? Что если Аэлирэнн, как кукловод, дёргала с того света