– Ну вот и отлично. Это на тот случай, если я вдруг задержусь.

* * *

Клара Оттовна Старикова сегодня немного припозднилась. Я успел выдуть две чашки чаю, прежде чем эта миловидная особа дала о себе знать.

– Валентина Николаевна, немедленно уберите мусор от подъезда и прогоните шелудивых собак, что разлеглись на ступеньках, – зычно и требовательно заявила она о своем приходе. – Совсем распустились. Не гостиница, а горьковская ночлежка. Чтобы через пять минут был полный порядок, в противном случае сниму энный процент с заработной платы. За исполнением я прослежу сама.

Выдав начальственный гневный нагоняй, она наконец вошла в приемную, и мое присутствие если ее и обрадовало, то виду она не подала.

– А, это вы? – стремительно проходя в кабинет, промежду прочим заметила она и хотела закрыть за собой дверь, но в последний момент передумала и предложила войти. – Доброе утро, господин Гончаров, извините за мою несдержанность. Вы, вероятно, все слышали, но честное слово – уже сил нет ругаться с моими неряхами.

– Не извиняйтесь, я совершенно вас понимаю. Русская баба, она такое существо! Пока ее носом в грязь не ткнешь, она пальцем о палец не ударит.

– Не иронизируйте, это действительно так. В грязи зачаты, в грязи и живут.

– А вы сами? – чувствуя, как снизу к горлу поднимается зеленая злость, непринужденно спросил я.

– Что я сама? – удивилась она, не понимая вопроса.

– Сами-то позабыли, в каком свинарнике были зачаты?

– Ну знаете ли… – зашлась она от гнева и, еще не решив, как со мной поступить, резко села в свое кресло. – Где вы воспитывались?

– В интернате для дефективных детей. Наши воспитатели любили говорить, что мы зачаты в грязи и в пьянстве. Наверное, после этого я не люблю, когда мне об этом напоминают.

– Не могу понять, говорите вы серьезно или в очередной раз шутите?

– Не вижу особой разницы. А тем более вы-то оскорбили всерьез.

– Кого? – искренне удивилась она.

– Да ту же русскую бабу, каковой, кстати сказать, являетесь сами.

Закусив губу, она помолчала, соображая, не выгнать ли меня вон, пока наконец не нашла единственно верного решения.

– А ведь вы правы, – принужденно улыбнувшись, признала она.

– А я всегда прав.

– Но мусор от двери все равно убирать нужно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, но только не унижая достоинство.

– Согласна, – закуривая, подвела она итог драчке. – А вы ко мне по какому поводу?

– Хотел задать вам ряд вопросов. Нет ли вестей от вашей французской мамы?

– Нет, как уехала со своим ненаглядным, так словно в воду канула. Но я не удивляюсь. Письмами она меня никогда не баловала. Одно-два в год, не больше.

– Понятно. Клара Оттовна, слышал я, что в вашей гостинице есть некоторый хитрый номер, который находится под вашим личным контролем. Это правда?

– Если вы имеете в виду какую-то потаенную комнату времен Людовика XIV, то я в первый раз о такой слышу.

– Нет, речь идет о резервной комнате под номером ноль.

– Она не находится под моим личным контролем, просто мы ее держим до последнего на случай приезда какого-то экстренного клиента.

– И пять дней тому назад ее занимал именно такой экстренный гость?

– Это вы о ком говорите?

– О том человеке, который в этом номере проживал. Причем проживал без прописки, а по единому вашему велению, что является грубейшим нарушением.

– Ах, вы о том типе, – сразу вспомнила Клара и схватилась за голову.

– Да, о нем. Кто он такой, как его фамилия и где он проживает?

– Господин Гончаров, ну откуда же мне знать.

– А что, вы так вот просто можете лично вручить ключ от номера человеку с улицы, даже не посмотрев его паспорт или в крайнем случае какое-то удостоверение? Не кажется вам это немного странным?

– Да нет же, все гораздо проще. Поселить этого мрачного субъекта меня попросила мать, что я и сделала. Она за него платила и держала ответ.

– Взгляните, пожалуйста, – показал я портрет, – это он?

– Вне всякого сомнения, такого ни с кем не опутаешь.

– Тогда объясните мне, почему он продолжал проживать некоторое время уже после того, как ваша драгоценная матушка выехала?

– Все очень просто – так было ею уплачено за номер. Как видите, ларчик открывается просто. И если это все, что вы хотели от меня узнать, то…

– …то позвольте вам выйти вон? Я правильно вас понял? – спросил я и угрожающе добавил: – Ну что ж, до скорого свидания, уважаемая Клара Оттовна.

Выйдя на крыльцо, я убедился, что здесь приказ начальника – закон для подчиненных. Валентина Николаевна усердно сметала жухлую листву и старательно утрамбовывала ее в ведра. Блохастые собаки, имевшие несчастье заниматься утренним туалетом возле входа, видимо обидевшись, отбыли в неизвестном направлении.

– Бог в помощь, Валентина Николаевна подходя ближе, поздоровался я с уборщицей. Однако строга у вас начальница.

– А как же, порядок должен быть во всем, – охотно отозвалась она. – А я что-то сегодня расклеилась, совсем забыла крылечко подмести, вот и получила.

– Всяко бывает, не расстраивайтесь. Валентина Николаевна, вы помните, как здесь проживала супружеская пожилая чета из Франции?

– А как же не помнить, вежливые и обходительные люди, по-русски хорошо понимают, как же не помнить? Яков Иосифович мне несколько раз мороженое покупал. Хорошие люди, не чета нашим.

– А не подскажете мне, когда и как они съехали?

– Отчего же не сказать – скажу, я как раз улицу здесь мела. А было это утром пять дней назад. За ними пришло такси. Они погрузились и уехали.

– Их кто-нибудь провожал или, может быть, сопровождал?

– Провожала их сама Клара Оттовна, а вещи им носил наш охранник Пашка.

– То есть они уехали одни?

– А то с кем же? Клара Оттовна сказала, что домой, на родину, через Москву направились.

* * *

Дом под номером 20 по Березовому бульвару ничем особенным не отличался. Шестую квартиру на втором этаже охраняла металлическая дверь, сквозь которую был хорошо слышен работающий телевизор. Однако на мои продолжительные и настойчивые звонки никакой реакции из шестой квартиры не последовало, зато из седьмой вышла молодая женщина и с любопытством спросила:

– Не отвечают?

– Не отвечают. А телевизор орет на полную катушку.

– Странно, пожилые люди, а такая беспечность. И вчера было то же самое.

– Что то же самое? – зацепился я вопросом.