— Выбор за тобой, — сказала она. — Но будь уверен, что если он будет неправильным, то я не останусь здесь, чтобы помогать тебе наводить порядок.

* * *

Джесс ушла на работу. Я убрал разбитую кружку и брызги кофе. И только я успел выбросить осколки стекла, которым так не повезло, в мусорку, как на стене зазвонили колокольчики.

Шесть.

Не одновременно, а по порядку.

Сначала из Комнаты Индиго. Здесь ничего удивительного. Оттуда всегда звенело.

После этого прозвенел второй колокольчик во втором ряду стены — большая комната.

После — снова колокольчик в первом ряду, на этот раз девятый.

Еще раз первый ряд. Третий колокольчик слева.

Затем тот, что за два после него.

Последний звон вернулся ко второму ряду. Четвертый слева.

Звон продолжался в том же духе. Шесть колокольчиков позвонили в общей сложности пять раз. И повторялись в отчетливой последовательности. Посмотрев на ту же комбинацию, я начал подозревать, что это был не просто случайный призрачный звон.

Это походило на код. Как будто колокольчики — или то, что ими управляло — пытались что-то сказать.

Я вытащил спиритическую доску из мусорки, вытер прилипшую овсянку и положил на кухонный стол. Пока колокольчики продолжали свою настойчивую схему, я изучал доску перед собой. Я понял, что если назначу букву каждому колокольчику, то смогу расшифровать, что они пытаются сказать.

Спиритическая доска размером со стену.

Я начал с первого в первом ряду. Он был А. Я продолжал сопоставлять колокольчики с буквами в первом ряду, который закончился на О. Затем я перешел ко второму ряду, начиная с П. Единственная загвоздка в моей теории заключалась в том, что в алфавите было тридцать три буквы, а на стене — только тридцать колокольчиков. Чтобы решить эту проблему, я отложил букву Ё и назначил последнему колокольчику во втором ряду последние три буквы алфавита.

У меня не было никаких гарантий, что это сработает. Было бы нелепо думать, что призрак произносит слова, которые я смогу расшифровать. С другой стороны, нелепо верить в призраков в принципе. Поскольку я уже давно смирился с этой невозможностью, я решил обдумать все возможности.

Прозвенел первый звонок. Первый во втором ряду.

Второй был тоже со второго ряда и шел прямо за первым.

Потом следующий, в середине первого ряда.

Снова первый ряд.

К тому моменту, как отзвенели все колокольчики, я уже соединил их с нужными буквами и прочитал слово.

— Привет? — сказал я, игнорируя тот абсурдный факт, что я не только не ошибся насчет того, что дух пытался говорить колокольчиками, но теперь еще и говорил с ним вслух. — Кто это?

Колокольчики снова зазвонили, на этот раз в другой последовательности.

Пятый колокольчик справа в первом ряду.

Шестой в первом ряду слева.

Различные колокольчики продолжали звенеть, выговаривая имя, о котором я и так догадался.

— Кертис, ты говорил вчера ночью с моей дочерью?

Зазвонил пятый в первом ряду. За ним шел первый.

— И ты ей сказал, что она тут умрет?

Те же колокольчики и в той же последовательности.

Я сглотнул, готовясь к вопросу, который не хотел задавать, но мне нужно было знать ответ.

— Ты хочешь убить мою дочь?

Последовала пауза, которая длилась всего пять секунд, но показалась мне часом. Все это время я думал о том, что Кертис Карвер сделал со своей дочерью. Прижал подушку к ее лицу, пока она спала. Как ужасно, должно быть, ей было, если она проснулась, а я уверен, что до того, как наступил конец, Кэти Карвер действительно проснулась. Я представил себе, как то же самое происходит с Мэгги, и меня охватила паника.

Потом прозвенел колокольчик.

Первый ряд, предпоследний.

Затем шестой.

И, наконец, четвертый во втором ряду.

Я выдохнул — долгий, тяжелый вздох облегчения, во время которого мне пришел в голову еще один вопрос. Который я никогда не рассматривал, потому что думал, что знаю ответ на него еще до того, как мы переехали в Бейнберри Холл. Но после того, как я увидел, как эти два колокольчика пропели свою песню, я начал сомневаться, что знаю правду.

— Кертис, — сказал я. — Ты убивал свою дочь?

И снова пауза. Затем прозвенело три колокольчика — последний звон, который прозвенит тем днем. Но этого было достаточно. Ответ Кертиса Карвера был вполне ясен.

— Я не знала, что вы написали первую статью о Кертисе Карвере, — говорю я.

— Да, — Брайан Принс так ухмыляется, что у меня сводит желудок. Он гордится этим фактом. — Это была моя первая сенсация.

Я снова смотрю на статью, предпочитая фотографию семьи Карвер болезненному самодовольству Брайана.

— Как много вы помните о том дне?

— Очень, — говорит Брайан. — Как я уже сказал, я не так давно пришел в «Газетт», хотя и прожил в Бартлби всю свою жизнь. Тогда газета была больше. В те дни все газеты были больше. Из-за того, что многие опытные репортеры все еще работали, мне почти ничего не светило. Конкурсы собак и выпечки. Я разговаривал с Мартой Карвер за несколько дней до убийства. Она повела меня на экскурсию по Бейнберри Холл и рассказала, что хотела там сделать. Я планировал написать похожую статью про вашу семью, но я просто не успел.

— Полагаю, вы там не нашли никаких призраков? — говорю я.

— Ни одного. Вот это уж точно была бы сенсация.

— Какой была Марта Карвер, когда вы брали у нее интервью?

— Она была милой. Дружелюбной. Разговорчивой. И казалась счастливой, — Брайан замолкает, на его лице появляется задумчивое выражение. В первый раз за сегодняшний день он похож на нормального человека. — Я много думаю о том дне. Что это был последний из ее счастливых дней за всю жизнь.