Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если уж попал в больницу Висбю – живым оттуда не выйдешь, так что лучше на месте умереть, чем ехать в Висбю».
* * *
Сердце формируется следующим образом: в середине пятой недели беременности закладывается примитивная сердечная трубка, которая по форме сперва напоминает букву С, а чуть позже изгибается и превращается в сплюснутое S.
Когда я была беременна Эвой, задолго до того, как мы решили назвать ее Эвой, я проснулась однажды ночью от судорог и кровотечения. Я тогда была на третьем месяце и успела в течение года пережить две неудачные беременности. Одна прервалась на двенадцатой неделе, другая – на десятой. Как большинство беременных, я точно знала свои сроки: в ту ночь шла одиннадцатая неделя.
Было лето 2003 года, и мы уже несколько дней прожили на острове. Мы остановились в Энгене. С собой мы привезли туда собаку, это не та же, что у нас сейчас, ту звали Брандо в честь Марлона Брандо. Это была большая собака. Рассказать папе о собаке я не осмелилась. Когда он по вечерам приезжал в гости, мы запирали собаку в одной из комнат на втором этаже, надеясь, что она не завоет и не залает. Я боялась, что папа рассердится, потребует отправить собаку обратно или отправит домой нас всех, заставит выбирать между ним и собакой, потому что он не желает, чтобы «чертова псина болталась тут повсюду». Меня непрерывно тошнило, и нередко утром не хватало сил встать. До обеда мой муж писал, а после обеда уводил детей на пляж. Тем летом я ни слова не написала и почти не приезжала на кинопросмотры, боялась, что меня вырвет прямо на зеленые кресла и отец навсегда с позором изгонит меня оттуда. Да нет, такого не будет – утешали меня сестры. Ингмари сказала, что во время беременности ее тоже мутило. «Это семейное», – сказала она. Мне понравилось, что она это сказала. «Никто тебя не выгонит, – заверила она, – но если тебя все время тошнит, тогда, наверное, лучше посидеть дома». Когда я оставалась в доме одна, собака запрыгивала ко мне на кровать, прижималась к животу, и тошнота отступала. Муж принес в комнату телевизор и видеомагнитофон, и мы с собакой сутками лежали на кровати и пересматривали первый и второй сезоны «Клана Сопрано».
Как-то раз позвонил отец.
– Не придешь сегодня? – ласково спросил он. – А то пришла бы? Можно плед на живот положить, от тошноты помогает. Мы будем тот фильм с Грегори Пеком смотреть.
– Какой?
– Как же он называется… Один из двух… Ну тот, с Грегори Пеком.
Тем летом мы жили в Энгене впятером – мы с мужем, наш сын и двое детей моего мужа.
Я проснулась в страхе потерять этого нового ребенка. Муж разбудил старших детей и сказал, что мы едем в больницу и что им, старшим, придется присмотреть за младшей, чтобы она позавтракала, и еще им надо погулять с собакой, но в Хаммарс ее водить нельзя, лучше дойти через лес до пастбищ, что рядом со стеной. И мы уехали в Висбю, в больницу. В машине я сказала: «Лучше умереть, чем оказаться в больнице Висбю».
– Иногда, – ответил на это муж, – ты придаешь словам твоего отца чересчур большое значение.
Паромщикам мы сообщили заранее, они знали, куда мы направляемся и почему, и поэтому тем утром паром нас дождался. В больничных коридорах висела тишина, акушерка сперва молчала, а затем прошептала – по крайней мере, мне так запомнилось, – прошептала мне, что надо сделать УЗИ, и отправила нас еще дальше по коридору, к врачу.
Я лежала на кушетке, закрыв руками лицо. Муж стоял рядом. Мы здесь уже бывали. Кровотечения. Судороги.
Спустя некоторое время врач осторожно тронул меня за руку.
– Смотрите, – сказал он.
Муж поднял голову. Врач медленно провел пальцем по экрану, словно показывая какую-то редкую карту, а поняв, что мы до конца не верим ему, он включил звук, и мы услышали, как бьется сердечко.
* * *
На предпоследней записи отец говорит, что хочет поселиться в трехкомнатной квартире, потом утверждает, будто достаточно и однокомнатной, а потом открывает дверь и входит в концертный зал, такой огромный, что под потолком летают птицы.
ОН Я открываю дверь, а там сидят сто пятьдесят музыкантов, и я знаю, что меня ждут великие и антиповторимые… неповторимые… нет, невыразимые словами впечатления. Симфония Бетховена. Или «Страсти по Матфею» с хором и оркестром. Это невероятно. И неописуемо. Это лучшее, что бывает в жизни.
ОНА Лучшее, что бывает в жизни?
ОН Да, так оно и есть. Лучшее.
Хутор на Дэмбе представляет собой дом, верхнюю пристройку к нему, кинотеатр и ветряную мельницу, переделанную в небольшую квартиру с маленькой кухней на первом этаже, крутой лестницей, ведущей наверх, в тесную спаленку с огромной кроватью. Когда я, мои братья и сестры были моложе и приезжали на Форё с новыми приятелями и подружками, влюбленным разрешали пожить в квартирке на мельнице.
– Когда вы там всерьез займетесь любовью, – говорил отец, показывая на четыре лопасти, которые замерли сто лет назад, – то лопасти опять завертятся.
В былые времена лестница в пристройку располагалась снаружи, поэтому, чтобы попасть с первого на второй этаж, надо было выйти и подняться наверх. Позже в пристройке сделали ремонт, и лестницу перенесли в дом.
Если заходишь в кинотеатр, то слева располагаются широкие ступеньки, по одной на каждый ряд кресел; из каморки оператора крутая узкая лестница ведет в помещение, которое прежде служило комнатой, где склеивали пленку, а впоследствии превратилось в архив и кабинет Сесилии.
В доме, едва заходишь, сразу же натыкаешься на практически вертикальную лестницу, а снаружи, на одной линии с кинотеатром, пастбищем, воротами и садом, находится обычная деревянная лестница с выкрашенными синим перилами.
В течение сорока лет, проведенных на острове, отец сотрудничал с местными архитекторами, строителями, плотниками и столярами. Перестраивать дома ему не надоедало. Я где-то прочла, что несколько лестниц в домах смастерил сколотивший ему гроб плотник из Слите.
Мой муж, наша дочь, собака и я переехали на остров ранней осенью 2008-го и прожили там год. Отец умер, и мы присматривали за домами, дожидаясь решения об их дальнейшей