— Я бы, например, по Луке тоже убиваться не стала. Не больно-то и жаль его, Луку этого.

— А мне вот жаль! Разве ж это хорошо, так с человеком поступать?

— Как это «так»?

— А так! Ежу понятно, что эта девка в сговоре со своим тигром была! Может, она Луку-то и прикончила. Сама ночью отрезала ему голову, а тело выбросила за порог, чтобы тигр его сожрал.

— Эта девочка? Да она ж совсем крошка, и ростом-то не выше ребенка.

— Говорю тебе, так оно все и было! Наверняка тот полосатый дьявол ей сил придал, чтобы она с Лукой справиться смогла. А теперь глухонемая стала женой этого дьявола.

Мой дед был внимателен, но верил далеко не всему, слушал со сдержанным любопытством, настороженно, инстинктивно чувствуя, что за этими разговорами таится нечто низкое, отвратительное, пока что не доступное ни его пониманию, ни воображению. Абсолютно ясно ему было лишь одно. Этот тигр тоже — хотя бы отчасти — был настоящим Шерханом. Дед догадывался, что Шерхан до некоторой степени мясник, значит, и в этом тигре есть что-то подобное. Но во-первых, мой дед всегда испытывал некое сочувствие к Шерхану, во-вторых, он понимал, что этот тигр — не хромой и не исполненный жажды мести — пришел в деревню вовсе не для того, чтобы убивать людей или скот. Тот зверь, с которым он тогда столкнулся в коптильне, оказался огромным, мощным, медлительным, но, несмотря на обжигающе горячее дыхание, вырывавшееся у него из пасти, злым не был и, безусловно, проявил милосердие к нему, незваному гостю. К тому же по глазам той глухонемой девушки мой дед сразу догадался, что между ними возникло определенное взаимопонимание. Они знали про тигра нечто такое, чего прочие жители деревни не разумели и не чувствовали. Да селяне и не способны были это понять. Они даже не предполагали, что данный тигр совсем не такой, как все прочие, что он ни на кого из своих соплеменников не похож и очень одинок. Вот потому мой дед и не прислушивался к деревенским сплетням насчет жены тигра. Он не верил жителям Галины, когда они шепотом уверяли друг друга в том, что именно глухонемая ведьма виновна в смерти Луки, или называли тигра дьяволом. Не поверил он им, когда примерно через месяц после посещения девушкой лавки с тканями и покупки турецких шелков все вокруг стали утверждать, что она сильно переменилась внешне: то ли просто толстеет, то ли пухнет от гнева и неведомой колдовской силы, которая якобы копится в ее теле. Жена тигра и впрямь стала немного толще. Это отчего-то пугало моего деда, он стал внимательнее прислушиваться к тому, о чем болтают в лавках и на деревенской площади. Потом наконец стало ясно, что толстеет только ее живот, и тут уж все поняли, что это означает.

— Уж такое-то небось не случайно, — говорила деревенским подружкам местная красотка Светлана. — Девица прекрасно знала, что вскоре из этого получится. А Лука — настоящий лопух! Никогда он особым умом не отличался! Вот что бывает, когда в жены берут какую-нибудь магометанку, бог знает откуда родом! Может, она и вовсе цыганка, девица эта. Очень даже вероятно. Я не удивлюсь, если окажется, что она-то и прикончила Луку, а потом нацепила его на один из тех крюков, на которые он мясные туши подвешивал, да и оставила висеть, пока тигр не придет.

— Не может такого быть!

— Не хотите — не верьте, а только я вам так скажу: что бы там с нашим Лукой ни приключилось, никакой это не несчастный случай. Да и ребенок этот у нее — тоже никакая не случайность.

— Да откуда у нее ребенок-то? Она просто есть стала больше. Лука-то ее, поди, несколько лет голодом морил! Теперь она вольна есть сколько угодно.

— Ты что, не заметила, как у нее пузо-то торчит, а платье спереди все выше и выше задирается, так что живот скоро на нос полезет? Или ты, может, совсем ослепла?

— Да нет там никакого живота!

— Нет, есть! Есть у нее живот. Мало того: то, что в этом животе, к Луке никакого отношения не имеет, вот что я вам скажу!

Моему деду, впрочем, и в голову не могло прийти, что отцом этого ребенка может быть тигр. Ему было безразлично, что там болтают в деревне. Он не сомневался в том, что этот ребенок — чистая случайность, и не собирался строить насчет этого никаких догадок. Этим скорее занималась я. Ведь вполне возможно, что и сам Лука в пьяном угаре сподобился ее обрюхатить, а может, несчастную глухонемую изнасиловал кто-то из жителей деревни. Во всяком случае, мой дед был совершенно уверен, что этот ребенок оказался у жены тигра в животе еще до того, как зверя впервые увидели на холмах близ Галины.

Впрочем, жена тигра действительно менялась на глазах, и отрицать это было невозможно. Что бы ни служило причиной этих перемен, какие бы сплетни ни ходили на сей счет в деревне, но мой дед твердо знал: единственным настоящим свидетелем того, что произошло, мог быть только тигр. Хищник воспринимал эту девушку точно так же, как и она его, без страха, осуждения и каких бы то ни было иных глупостей. Они неким загадочным образом отлично понимали друг друга, не обменявшись ни единым словом или звуком. Мой дед впервые невольно столкнулся с этим особым пониманием между девушкой и зверем в ту ночь, когда забрался в коптильню, и теперь ему тоже очень хотелось стать частью их тесного кружка единомышленников. Главным образом, разумеется, из-за тигра. Он ведь был всего лишь маленьким мальчиком из горной деревушки, утонувшей в снегах, скованной железной хваткой зимних холодов, и всю жизнь мечтал увидеть тигра. Но у него были и другие желания. Сидя у очага в доме Мамы Веры, мой дед рисовал в золе очертания тигра и думал о том, как бы на него поглядеть и сразу все понять. Он недоумевал, откуда все знают, на самом деле ничего толком не понимая, что Лука мертв, что это не тигр, а дьявол, что глухонемая девушка носит под сердцем ребенка, отцом которого является тигр, а не обычный мужчина. Мой дед сердито думал, почему никому даже в голову не приходит — ведь догадался же об этом он, совсем мальчишка! — что тигр никому ничего плохого не сделает. Случай в коптильне не имеет ни малейшего отношения ни к Луке, ни к деревне, ни к будущему ребенку, как и то, что, наверное, иногда происходит и сейчас в доме Луки, когда полночная тьма и тишина нарушаются тихим, точно река, текущая с холма, приходом тигра. За ним тянется шлейф тяжелого, кисловатого звериного запаха, а на его ушах и спине блестят капельки растаявшего снега. Затем тигр часами лежит у очага в тепле и покое. Девушка заботливо вычесывает у него из шерсти колючки и комки смолы. Тигр, похожий на огромную кошку с широченной полосатой спиной, лежит и глухо мурлычет от наслаждения, своим шершавым красным языком слизывая с лап холодную влагу.

Мой дед все понимал, но никому об этом не рассказывал. Ему хотелось сохранить такую тайну только для себя. Теперь, когда Лука исчез из деревни, у него уже не было причин держаться в стороне от его дома. Однажды дед увидел, как жена тигра возвращается домой из бакалейной лавки с тяжелыми сумками, полными банок с джемом и пакетов с сухофруктами, набрался смелости, подошел, заглянул ей в лицо и уверенно улыбнулся. Затем он ласково погладил себя по животу, чтобы она поняла его одобрительное отношение к ее нынешнему состоянию. Дед, правда, не был уверен, так ли она его поймет. Может, решит, что ему тоже нравится тот или иной сорт варенья, или подумает, что ему безразлично, есть ли у нее внутри ребенок и чей он. Она, впрочем, тоже сразу ему улыбнулась, едва заметив, что он идет к ней через площадь. Честно говоря, это был первый человек за несколько недель, который просто ласково на нее посмотрел. Когда дед подошел к ней, она вынула из сумки четыре банки, положила их на его согнутые руки, и они медленно пошли через пастбище, мимо опустевшей коптильни и ворот, противно поскрипывавших на холодном зимнем ветру.