Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сделаю это, Учитель.
— Шестнадцатый огонь будет ждать внутри тебя.
— Я оживлю Камень пути, учитель.
— Эта женщина, что волнует тебя…
— Она не остановит меня, Учитель. Я заберу у нее Камень.
— Дорога в рай может показаться тебе дорогой в один конец.
— Я вернусь назад, Учитель. Я отыщу счастливую твердь.
— Как это случилось, Зоран? — выпалила я. Мне не терпелось высказать ему многое, очень многое. О десятках ночей, которые я провела в тревоге и негодовании, не зная, что же предпринять. То ли покупать, то ли продавать, и по каким ценам продавать запрещенные товары. О шакалах, слонявшихся у имения Ивачичей всякий раз, стоило хозяину отлучиться. О сборщиках податей, о шпионах султана, о скупщиках краденого и кредиторах, вспоминающих о долгах именно тогда, когда денег нет. О заброшенных Янтарных каналах, которые могли лопнуть и разорваться в любой момент, зашвынув меня вместе с караваном вьючных лам туда, откуда никто еще не возвращался. О сотнях тысяч динариев, которые жгли мне мозг, на которые предстояло закупать оружие и нанимать тех самых центавров, отборную конницу Искандера, для атаки Джелильбада и дворца Омара.
— Гандхарва… — прохрипел мой нашедшийся супруг, а затем сделал сумасшедшее усилие и улыбнулся. Это была его улыбка, блеск его сказочных зубов, нежность и упрямство его мальчишеских губ, спрятавшихся в зарослях нечесаной бороды. Зоран походил на ведического аскета, на одного из тех умалишенных, что кишат в трущобах Бомбея и заселяют катакомбы.
Гандхарва. Мерзкие двурушники. Итак, его предали полукони, дальние родственники фессалийских центавров, расселившиеся от болотистых низовий Срединного королевства до раскаленных бамбуковых рощ Бомбея. Их не так уж много бродит по чащам, но местные правители предпочитают с ними не связываться, даже гордятся друг перед другом, если разбойников удается зазвать на государственную службу…
У меня есть за что их ненавидеть.
Полукони гандхарва отличаются от красавцев из Фессалии не только уродливым внешним видом, но даже запахом. Про их мерзкое поведение и обычаи я не хочу упоминать, дабы не чувствовать себя измазанной в нечистотах. В холке они редко достигают высоты абиссинского тяжеловоза, покрыты по преимуществу черной короткой шерстью, торсы их мужчин жилисты и нередко разрисованы татуировками, а гривы, в отличие от фессалийцев, они не стригут и не прокрашивают, так что можно встретить седых или безобразно рыжих полуконей. Их женщины так же коварны и воинственны, как мужчины, а жеребят они таскают на себе, почти как сумчатые волки, только карманы на спину шьют сами, точнее — плетут из собственных грубых волос.
В свитках Александрийской библиотеки существует несколько упоминаний о битвах гандхарва с водными титанами, с одноглазыми людоедами и с амазонками. Якобы древние полужеребицы, дравшиеся наравне с мужчинами, перенимали у амазонок неприятный обычай удалять одну грудь для более удобного пользования луком. Кроме того, по примеру циклопов, они приспособились обтачивать резцы, набивали на них стальные заостренные коронки, чтобы в схватках наносить врагам тяжелые увечья, и разработали даже специальную тактику смертельных укусов. В родовом поместье Рахмани Саади мне как-то показали полустертые рисунки, выполненные на бычьей коже; там изображались приемы рукопашной, при которой самка-гандхарва пускала в ход страшные ножи, спрятанные во рту. Она либо вырывала у противника гортань, либо прокусывала шею сзади, повисала на громадном циклопе всем весом, проворачивалась вокруг оси, ломая ему позвоночник…
Само собой, гандхарва, как более слабые по сравнению с центаврами Эллады, исторически предпочитали лук и пращи всевозможному оружию ближнего боя. В борьбе с амазонками они так преуспели, что начисто истребили племена полубезумных женщин-воинов, зато и сами потеряли больше трех четвертей населения, поскольку их соперники отличались завидной мстительностью и не успокаивались даже в третьем поколении и в шестом колене родни…
У полуконей Срединной империи, селившихся по заболоченным берегам Янцзы, существуют напевные рифмованные легенды, повествующие о запретных городах в джунглях, в которых размещались десятки тысяч семей, где теплых нор хватало всем. Якобы расцвет царств, поклонявшихся Золотому коню, их героическому предку, пришелся на времена, когда хунну и подданные императора Чи еще не умели строить дамб, и Янцзы разливалась на сотни гязов, образуя плодородные заливные луга, рай для копытных… Тысячи лет тому назад люди почти не тревожили отважных гандхарва, но врагов у них хватало. Это и разумные гады, поднимавшиеся из моря вверх, против течения рек, и злые бесы, селившиеся в вулканах, и амазонки, якобы воровавшие копытных малюток, чтобы сделать из них покорную тягловую силу, и коварные предки черноногих, уже тогда бороздившие небо на клыкастых ящерах, и другие племена полуконей… Когда-то их было гораздо больше, и я в это охотно верю. Я в это поверила ребенком, когда впервые попала в заброшенный город, укрытый в зеленых недрах джунглей. Это случилось ранней весной…
После того, как будущая жена Зорана Ивачича, голенастая девочка из клана Красных волчиц, уничтожила своего первого уршада в становище торгутов, высокий лама Урлук отправил меня учиться в страну Бамбука.
Все дальше и дальше от родной Леопардовой реки…
Высокий лама Урлук отправил меня и еще нескольких детей торгутов в страну желтокожих айна, еще называемую страной Бамбука. Нашему каравану предстояло форсировать десятки рек, одолеть Огненные ступени, так называлось каменистое плато, из щелей которого периодически били фонтаны лавы. Затем младшие ламы должны были пересадить нас на длинный плот и сплавляться вниз по Хрустальной реке, до самого устья. Страна Бамбука начинается там, где Хрустальная река выносит светлые воды в залив и напивается солью. В страну Бамбука нельзя попасть, просто пожелав; всякий раз, отправляя детей в обучение, лама Урлук писал письмо неведомыми никому иероглифами, запечатывал грубый конверт личной печатью, с оттиском Смеющегося бога, и следил, чтобы младшие наставники, сопровождавшие караван, надежно спрятали послание и деньги.
Послание и деньги предназначались настоятелю школы Утренней росы, который обычно встречал караван учеников на середине пути, там, где Хрустальная река сталкивалась с солью океана. Среди тех молодых торгутов, кто не прошел еще трехлетний цикл учебы, ходили слухи, будто бы просветленные настоятели айна без особого труда бегали по воде океана, опираясь лишь на пучки волнующихся водорослей. Втайне почти все ученики ламы, обрившие головы, мечтали попасть в страну Бамбука, но это удавалось лишь самым одаренным, тем, кого отбирал старый Урлук.
Представитель школы забирал юных учеников, а те, кто закончил свой период в школе Утренней росы, возвращались в становища торгутов самостоятельно. Они брели назад, поодиночке, по Огненному плато, лавируя между гейзерами лавы, они поднимались против течения Хрустальной реки, они вброд преодолевали болота, а затем отыскивали свой улус среди тысяч гязов тайги. Те, кто вернулись, не болтали про хождение по водорослям, про прыжки с завязанными глазами между ямами и колючими палками, про девушек, которых невозможно обнять, так скоро они просачиваются между пальцев. Вернувшиеся помалкивали…