– Онвышел! – метнула расшвыривающее канцелярское заклятие русалочка.

Председательница даже не пошатнулась.

– Вы еще Онвглавке попробуйте, – опасно улыбнулась она. – Он – не вышел! Он повстречал меня в коридоре и убежал. Где он еще может прятаться, как не тут?

– А правда, где Лужж? – спросил Порри у Харлея, который жался к стене, стараясь не попасть в поле зрения соперниц.

– Там, – в стиле Дубля Дуба объяснил профессор и вжался в стену еще на полсантиметра[155].

Сен огляделся. Кроме Харлея, в стены вжимались Мистер Клинч, призрак Слезайблинна Отравленник и… Бальбо. Увидев мальчика, летописец торопливо забормотал:

– О великий герой, твое бесстрашие не знает границ, но твое благоразумие должно не знать их же!

– Что чего должно не знать? – не понял Порри.

– Это он боится, что я полезу разнимать секретаршу и председательницу, – перевел с литературного на человеческий Аесли.

Разреженный воздух между Долорес и Софьей сгустился, и из него бесстрашно соткался Югорус Лужж с пергаментом в руках.

– Вот же ваш кракс-пакс-факс![156]– закричал он. – Здесь ярко-зеленым по светло-бежевому[157]написано: «15 июня»! И отойдите от двери! В ней заклятие с часовым механизмом, которое я настроил на 15 июня, потому что…

– Позвольте, профессор, – Долорес взяла пергамент и углубилась в чтение.

Как только назойливая посетительница перестала рваться в кабинет, секретарша, как ни в чем не бывало, откинулась на спинку и начала полировать пилкой чешуйки на хвосте. Софья Паркер отдала бы жизнь, защищая кабинет ректора, но защищать самого ректора в ее обязанности не входило.

Председательница улыбнулась и протянула документ ректору.

– А не переутомились ли вы на столь высокой должности, профессор? Здесь написано «5 июня».

Ректор вцепился в кракс-пакс-факс. На месте единички находилось аккуратное пустое место.

– Как же так? Было же 15-е… Чертовщина какая-то! Ничего не понимаю…[158]

– А что вы так волнуетесь, коллега? – наклонила безупречную голову Долорес. – Не сомневаюсь, учебный процесс у вас поставлен хорошо. За полгода развалить то, что оставил профессор Бубльгум, невозможно при всем желании. Или возможно? Экзамен в 10:00. В Большой аудитории. Преподавательский состав должен быть там же в девять.

Очаровательная напасть двинулась по коридору, сопровождаемая восхищенными взорами, приглушенными ахами, а также собственно комиссией в лице Бальбо.

Проходя мимо Сена, Долорес улыбнулась мальчику так ласково, что тому захотелось броситься наутек.

Профессор Мордевольт был страшен: глаза глядели пронзительно, тонкий рот перекошен в дьявольской усмешке, а кожа приобрела фиолетовый оттенок. Настоящий злодей!

Порри Гаттер выглядел точно так же: глаза уставились на какую-то загогулину в чертеже, в уголке рта торчит карандаш, лицо перемазано фиолетовыми чернилами.

– Да-а-а, – протянул профессор.

– Да-а-а, – ответил мальчик.

В данном случае это означало: «Нет. Не пойдет». Очередной лист ватмана, решительно смятый Черной Рукой, полетел на пол. Исследователи снова застыли.

– А давайте все-таки… – начал Порри.

– Нет, Гаттер! Прежде чем перепаивать Трубу, надо все рассчитать, продумать и обосновать.

Гаттер хрюкнул. Хрюква из дальнего угла с воодушевлением его поддержала.

Вообще-то электрическая свинья имела в виду «Все, хватит, можете больше не стараться!». Она уже соорудила из обрывков ватмана отличное жилище и не понимала, зачем эти два милых человека продолжают поставлять ей стройматериалы, да еще так их разрисовывают.

Порри хрюкал совсем по иному поводу. Профессор считал, что эксперименты можно проводить только на прочной теоретической базе, но никак не на мирных жителях. Гаттер же был сторонником экспериментальной науки и поэтому не мог понять, почему бы не разобрать Трубу, потом собрать как-нибудь по-другому, куда-нибудь пальнуть и посмотреть, что получится[159].

– А давайте дозатор поставим! – Порри ткнул в левую часть чертежа.

– Может быть, может быть… Рассчитаем все хорошенько, проведем серию опытов с микродозами, обсудим результаты, организуем небольшой семинар…

Гаттер затосковал. Хрюква, хорошо изучившая своего хозяина, поняла, что ей здесь придется зимовать, и принялась с удвоенной энергией[160]таскать ватман.

– Сен, придумай что-нибудь! Сен, придумай что-нибудь! Сен, придумай что-нибудь!

Аесли посмотрел на Мергиону и понял, что закаленная девочка сможет проныть таким образом еще несколько суток.

– Дай сосредоточиться! – попросил он. – Значит, так. Рассуждаем логически. Подойдем к проблеме с другой стороны.

– А что, – спросила Амели, – ты уже подходил к ней с какой-нибудь стороны?

– Дай сосредоточиться! Значит, так. Да дай же сосредоточиться!

– Сен, придумай что-нибудь! Сен, придумай что-нибудь!

– Нет, вы только посмотрите на нее! – злым шепотом свистела МакКанарейкл в сторону министерской красавицы. – Ей же лет… пятьсот! А то и семьсот! Чтобы научиться так прихорашиваться, нужно три века практики! Вы только посмотрите![161]

Старания мисс Сьюзан были излишни: все профессора, собравшиеся в Большой аудитории, и так смотрели на Долорес. А кто не смотрел, тот пялился или таращился, как Развнедел. Декан Чертекака пришел позже всех, увидел роскошную чиновницу и настолько был поражен, что потерял аппетит. Во всяком случае, крендель с амброзией, который он держал во рту, так и остался недожеванным.