— Я понимаю, к чему вы клоните, — проговорил Резерфорд по-прежнему любезно. — И раз уж вы подняли эту тему, позвольте сказать, что, если бы вы с Кэролайн поженились, брак ваш не продлился бы и трех лет. Знаете, на чем строились ваши отношения? На жалости. Вы жалели друг друга. Жалость — любимое развлечение большинства женщин и некоторых мужчин, но мне лично кажется, что брак должен строиться на надежде. — Он взглянул на часы и встал. — У меня встреча с Кэролайн. Не забудьте, послезавтра я жду вас на холостяцкий ужин.

Майкл почувствовал, что момент ускользает.

— А чувства Кэролайн вас совсем не волнуют? — спросил он свирепо.

— Кэролайн устала, она расстроена. Но у нее есть все, чего она желает, а это главное.

— Вы имеете в виду себя?

— Да.

— А могу я спросить, давно ли она вас желает?

— Около двух лет.

Ответить Майкл не успел — Гамильтон ушел.

Следующие два дня Майкл барахтался в бездне отчаяния. Его преследовала мысль, что он не сделал чего-то важного, что могло бы развязать этот узел, туго затянувшийся у него перед глазами. Он позвонил Кэролайн, но она утверждала, что нет никакой физической возможности повидаться, разве что за день до свадьбы — хотя и про этот день она не была уверена, что найдет время для встречи. Потом он пошел на холостяцкий ужин, отчасти потому, что одинокий вечер в отеле внушал ему ужас, отчасти потому, что, присутствуя там, вроде как был ближе к Кэролайн, не упускал ее из виду.

Бар «Ритца» разукрасили по этому случаю французскими и американскими флагами, добавив к ним кусок холста в целую стену, — бить бокалы гостям по возможности предлагалось рядом с ним.

Во время первого коктейля, который они пили в баре, не одна дрожащая рука расплескала свой напиток, но потом подали шампанское, и все громче зазвучал смех, прерываемый иногда пением.

Майкл и сам удивился, как изменилась его самооценка после того, как он надел новый фрак, новую шелковую шляпу и новое дорогое белье; он уже не так презирал всех этих людей за то, что они богаты и самодовольны. Впервые с тех пор, как окончил колледж, он и сам чувствовал себя богатым и самодовольным; чувствовал, что вписывается во всю эту обстановку, и даже согласился поучаствовать в заговоре Джонсона, того самого шутника, который подготовил явление соблазненной и брошенной, — она терпеливо дожидалась в комнате на другом конце коридора.

— Не будем его слишком пугать, — сказал Джонсон. — Полагаю, Гамильтону сегодня и так тревог хватило. Видели, что нефтяные акции Фулмана упали утром на шестнадцать пунктов?

— А для него это имеет значение? — поинтересовался Майкл, стараясь, чтобы голос не звучал слишком заинтересованно.

— Разумеется; он по уши в этих бумагах. Он во всем всегда по уши. Пока-то ему везло — ну, до последнего месяца.

Бокалы наполнялись и пустели все стремительнее, гости перекрикивались через узкий стол. Группа друзей жениха фотографировалась на фоне барной стойки, вспышка полыхнула в душной атмосфере.

— Самый подходящий момент, — сказал Джонсон. — Помните: вы будете стоять у двери, и мы вдвоем вроде как попытаемся ее не пустить, чтобы привлечь внимание остальных.

Он вышел в коридор, а Майкл послушно остался ждать у дверей. Прошло несколько минут. Потом вернулся Джонсон со странным выражением на лице.

— Удивительная история.

— Что, девица сбежала?

— Девица-то на месте, но с ней там еще одна женщина, а ее мы не нанимали. Она желает видеть Гамильтона Резерфорда, и вид у нее такой, будто она замыслила какую-то каверзу.

Они вышли в коридор. На стуле у дверей несгибаемо восседала девица-американка, не вполне трезвая, но с выражением крайней решительности на лице. Вскинув голову, она устремила на них взгляд.

— Что, сказали ему? — осведомилась она. — Звать меня Марджори Коллинз, уж он-то мое имя знает. Я невесть откуда приехала, и пущай-ка он ко мне выйдет поскорее, а то я такое устрою, что мало никому не покажется.

Она нетвердо поднялась на ноги.

— Ступайте предупредите Гамильтона, — шепнул Майклу Джонсон. — Может, ему лучше дать деру. А я ее тут задержу.

Вернувшись к столу, Майкл нагнулся к уху Резерфорда и не без некоторого злорадства прошептал:

— Там снаружи девушка по имени Марджори Коллинз, она хочет вас видеть. Похоже, настроена на скандал.

Гамильтон Резерфорд мигнул, рот его раскрылся. Потом губы медленно сомкнулись в тонкую линию, и он хрипло проговорил:

— Пожалуйста, не пускайте ее сюда. И срочно пришлите ко мне старшего бармена.

Майкл переговорил с барменом, а затем, не возвращаясь к столу, тихонько попросил пальто и шляпу. Выйдя в коридор, он без единого слова миновал Джонсона и девицу и вышел на рю Камбон. Остановив такси, он дал водителю адрес отеля, где жила Кэролайн.

Сейчас его место с ней рядом. Нет, не чтобы принести дурные новости, просто чтобы быть под рукой, когда карточный домик обрушится прямо ей на голову.

Резерфорд дал Майклу понять, что тот — человек мягкотелый: так вот, он достаточно тверд, чтобы не отступиться от девушки, которую любит, прежде чем будут исчерпаны все средства, не выходящие за рамки его представлений о чести. Если она отвернется от Резерфорда, он будет рядом.

Она была в номере; удивилась его звонку, однако раздеться еще не успела и сказала, что спустится немедленно. И вот она появилась — в вечернем платье, с двумя голубыми телеграфными бланками в руке. Они сели в кресла, стоявшие в пустынном вестибюле.

— Как, Майкл, неужели ужин уже закончился?

— Я хотел видеть тебя, поэтому ушел оттуда.

— Я очень рада. — Голос был дружелюбным, но бесстрастным. — Потому что я как раз только что звонила тебе в отель, сказать, что завтра у меня целый день репетиции и примерки. Ну что же, можем поговорить теперь.

— Ты устала, — предположил он. — Может, мне не стоило приходить?

— Почему же? Я ждала Гамильтона. Возможно, это важные телеграммы. Он сказал, что, может, потом еще куда-то пойдет, а значит, вернется бог знает когда; я только рада, что мне есть с кем поговорить.

Майкла передернуло от обезличенности последней реплики.

— А тебе все равно, в котором часу он возвращается?

— Разумеется, нет, — ответила она со смехом. — Но поделать-то я с этим ничего не могу, правда?

— Почему это?

— Я не могу с самого начала диктовать ему, что делать, а что не делать.

— Но почему?

— Он этого не потерпит.

— Похоже, ему нужна экономка, не жена, — саркастически заметил Майкл.

— Расскажи мне о своих планах, Майкл, — стремительно перебила она.

— О моих планах? Настанет послезавтра — а там у меня нет будущего. У меня в жизни всегда был один план: любить тебя.