— Удивляюсь, что он еще не продан, — сказала Марина. — Помнится, кто-то из купцов собирался купить.

— Да, этот красавчик Константин, брат Варлаама! — кивнула Ждана. — Собирался, но не купил.

— Константин? — переспросил Донато. — Кажется, я слышал о таком.

Марина почувствовала на себе его пристальный взгляд и слегка покраснела.

— Да, Константин был человеком заметным в наших кварталах, он считался видным женихом, о нем многие девушки вздыхали, — охотно сообщила Ждана. — За это он, можно сказать, и поплатился. Такое случилось, Марина, ты не поверишь! — По лицу Жданы было видно, что она подошла к самому интригующему месту своего рассказа. — Значит, собрались они с Евлалией, дочкой синдика, пожениться, об этом весь город знал. Ну, дом-то Константин вроде хотел купить, но цену предлагал небольшую, и Лазарь посоветовал Таисии пока подождать с продажей. Дескать, после свадьбы Константину богатый тесть поможет и они за дом больше выложат. И вот день свадьбы наступил. Народу перед церковью собралось — целая толпа. И мы с Никодимом пошли посмотреть. Вот, значит, церковь открывается, выходят оттуда молодые супруги, Евлалия вся в белом, вся в жемчугах и самоцветах. Красавицей особенной ее не назовешь, но одета была так нарядно и богато, что весь народ на ее платье засматривался. И вдруг к самым ступеням церкви подъезжает карета, из нее выходит — кто бы ты думала? Твоя подружка Зоя! Вся в черном, с черным покрывалом на голове, а в руках — черные бумажные цветы. И она эти цветы бросает прямо под ноги молодым, кричит: «Не видать вам счастья!», затем садится в карету и уезжает. Все оторопели. А Евлалия закричала и в обморок хлопнулась, ее потом водой отпаивали. И Константин побледнел и прямо весь передернулся.

— Господи, да зачем же Зоя это сделала? — пробормотала Марина.

— Затем, что отомстить ему хотела. Оказывается, у них с Константином были любовные дела… — Ждана смущенно кашлянула. — Ну, ты понимаешь, она ему позволила то, что девушка не должна позволять до свадьбы. Видно, красавчик ее уверял, что любит, что женится, а сам и не думал менять Евлалию на Зою. Оно и понятно: у Евлалии отец богач, да еще и судейский чиновник, а у Зои — просто корабельный мастер. Словом, обманул Константин девушку, а она в день его свадьбы решила ему отомстить. Да только себе же хуже сделала: открылся всем ее позор, и пришлось Зое уехать из Кафы. Родители отправили ее к деду с бабкой в Сурож.

Марина вспомнила Зоин остановившийся взгляд и неуверенную походку, и теперь не удивлялась, почему в Сугдее бойкая ранее подружка ее даже не заметила. Удивило Марину другое: как Зоя могла так долго скрывать от нее свои чувства? Ведь между лучшими подругами не было тайн. Во всяком случае, так казалось Марине. Теперь же ей становилось стыдно оттого, что раскрывала подруге душу, признавалась в своих чувствах к Константину. А Зоя еще и советы давала, и подшучивала над «выгодной невестой» Евлалией, и уверяла Марину, что нельзя терять надежды на взаимность. А на самом деле, наверное, она обо всем рассказывала Константину в минуты близости, и они вместе посмеивались над простодушием Марины. Может, потому Константин и смотрел так пристально при встречах. Вероятно, хотел убедиться, что Марина и вправду в него влюблена. Теперь-то он ей был безразличен, и она даже жалела свою незадачливую подружку, которая, наверное, сама себе казалась ловкой и хитрой, но попала впросак.

Заметив, как напряглось лицо Марины, Донато внезапно спросил:

— А вы, синьорина, не были влюблены в этого красавца?

— Нет, синьор, он не в моем вкусе, — усмехнулась девушка.

В вопросе Донато ей почудилась ревность, и это могло бы ее порадовать, если бы одна мысль тут же не привела Марину в уныние: она вдруг поняла, что и сама может оказаться в положении Зои. Она всем сердцем верила, что Донато не способен ее предать, но ведь и Зоя, должно быть, так же верила своему любовнику…

От грустных размышлений ее отвлек вопрос Жданы:

— И как ты думаешь, моя птичка, хорошо ли теперь живется Константину?

— Откуда же мне знать? — пожала плечами Марина. — Наверное, хорошо. У него богатый и влиятельный тесть, да и сам он купец не из бедных. Небось, этот дом теперь им кажется слишком простым, потому и не купили.

— А вот и не угадала! — воскликнула Ждана. — После свадьбы дела у Константина и его брата пошли хуже: ошиблись купцы, взяли плохой товар, да еще один генуэзский корабельщик вздумал с ними судиться. Тесть бы, конечно, помог Константину в тяжбе, но и тут вышла незадача: при новом консуле отец Евлалии оказался не в чести, был смещен с должности. Так что Константин порядком обеднел, и ему теперь не до покупки дома, как бы в долги не влезть. Да и с Евлалией, говорят, они живут не в ладах. Вот и выходит, что Зоино проклятье подействовало.

— Да, неприятная история, — заметила Марина. — А какие еще новости в Кафе? Что слышно о новом консуле?

— Говорят, суровый, старых чиновников посмещал. Ну а нам-то что? Лишь бы новыми поборами людей не обложил. — Ждана всплеснула руками: — Ой, а что это я сижу, пора в город бежать, а то ведь уже темно!

— Зачем в город, ты разве не здесь ночуешь? — удивилась Марина.

— Здесь, но ведь надо же поскорее сообщить Таисии, что ты нашлась!

Марина, которая внутренне еще не была готова к объяснению с матерью, остановила Ждану:

— Погоди, не надо ехать в Кафу на ночь глядя. Наверное, уже и ворота закрыли. Давай завтра с утра все вместе туда и отправимся. А пока нагрей воды помыться, приготовь постели. Очень уж я устала, спать хочется.

— Хорошо, как скажешь, моя птичка. Пойдем со мной. А Никодим все приготовит для твоего спасителя.

Марина перед уходом кивнула возлюбленному:

— Спокойной ночи, мессер Донато.

— Хороших вам снов, госпожа, — улыбнулся он в ответ.

Оказавшись наедине с Мариной, Ждана тут же принялась ее расспрашивать:

— Кто этот генуэзец? Такой видный мужчина! Он из Кафы или из Сурожа?

— Донато не генуэзец, а римлянин. Он недавно приехал из Италии, еще нигде не успел толком обосноваться. Его мне сам Бог послал, иначе быть бы мне в рабстве или в могиле.

— Молиться буду за этого господина, хоть он и не нашей веры. — Ждана перекрестилась. — А чем он занимается? Наверное, купец? Одет, правда, небогато.

— Пока он не богат, но скоро получит большое наследство.

— Это хорошо, это понравится твоей матушке. Но, правда, ей не понравится, что он латинянин.

— Ждана, ты так говоришь, словно Донато уже ко мне посватался, — натянуто улыбнулась Марина. — Он мой спаситель, но не жених.

— Уж будто я не вижу, как он на тебя смотрит! — всплеснула руками Ждана. — Тут и понимать не надо: нравишься ты ему, жемчужинка моя. И он тебе, наверное. А как не влюбиться в такого статного и удалого витязя?

— Ну, довольно тебе, болтунья, — остановила ее Марина, скрывая смущение. — Может, мы и нравимся друг другу, да только между нами много преград.