«С каким еще регламентом?» – спросила я саму себя, но ответить мне было некому, поскольку я ответа на свой вопрос не знала.

Совершенно растерянную и слегка опьяневшую от вина, меня посадили на самолет, погрузили вслед за мной огромный ковер, и мы взлетели.

«Я что вам, почтовая посылка? – разъярилась я, поняв, что никто мне не удосужился даже объяснить, куда мы летим и зачем. – Вы меня как ковер этот дурацкий погрузили в самолет. Еще бы адрес на лбу написали – доставить туда-то, вручить тому-то! Азиаты чертовы!»

Я решительно поднялась со своего кресла и огляделась. В самолете я была совершенно одна. Лишь на первом сиденье дремал охранник, но его, по-моему, совершенно не интересовал вопрос ни моей безопасности, ни вообще что-либо другое. Он мирно спал.

Я прошла в кабину пилотов, и девушка-стюардесса только улыбнулась мне, а не встала грудью у меня на пути. Удивленная, я влезла в саму пилотскую кабину и задала самый естественный в моем положении вопрос:

– Куда мы летим?

Второй пилот повернулся ко мне и ответил очень, как мне показалось, почтительно:

– У нас приказ – срочно доставить вас в Красноводск на базу объединенного туркмено-российского отряда спасателей.

Я задохнулась от радости:

«Домой!»

Конечно, на глаза у меня навернулись слезы, когда я обняла, наконец, Игорька и сама попала в медвежью хватку Кавээна. Но это были слезы радости.

А вот с Константином Ивановичем разговор получился трудный. Он сразу же начал на меня орать. Кто мне позволил? Как я смею нарушать приказы? Мне надоело в спасателях работать?

Я вяло отбрыкивалась. Да, никто мне не позволял спускаться под воду в «Скате» в том последнем его рейсе. Но ведь никто и не запрещал… И приказов никаких я не нарушала! Потому что просто некому было мне приказывать… А в спасателях мне работать, конечно, не надоело, хотя я недавно вполне серьезно обдумывала возможность работы школьным психологом.

После этого моего сообщения Константин Иванович посмотрел на меня укоризненно и сказал:

– С ума сошла девка! Какой из тебя школьный психолог? Ты же контрразведчик с международным именем!

– Что такое? – подняла я опущенную было голову, сразу заподозрив подвох с его стороны.

– Тебя же сам Президент Азербайджана лично принимал, – хитро сощурившись, сказал Чугунков, – да еще и подарки тебе дарил!

«Так! Значит, это он мне устроил эту аудиенцию! – вознегодовала я на Чугункова. – Спасибо, Константин Иванович! Удружили!»

– Да вы хоть знаете, что я ему там наговорила? – спросила я его.

– Как не знать? – ответил он. – У меня должность такая – все знать.

– Одного только не пойму, – сказала я растерянно. – За кого они меня принимали?

– Ну, это могла бы и догадаться по контексту вопросов, – съехидничал Чугунков. – Тоже мне – контрразведчик.

– Знаете что, Константин Иванович! – возмутилась я. – Или вы мне все сейчас рассказываете, или… Или я всю жизнь в чадре ходить буду!

– О, это страшная угроза, – улыбнулся Чугунков. – Придется рассказать… Хотя тут и рассказывать, в общем-то, нечего. Когда «Посейдон» перевернулся из-за непрофессиональных действий Свиридова, закрепившего его на двух якорях как на растяжке – с кормы и с носа, что допускается только при малом волнении, тогда ясно уже было, что вы подняться в такой шторм не сможете – самоубийство! Я заранее попросил штурманов рассчитать, куда вас вынесет. Получилось несколько вариантов. Все они упирались в основном в иранский берег. Но был один вариант, что вас относит далеко на запад к Азербайджану. Что вы растеряете друг друга, если сами на берег решите высаживаться, это младенцу ясно было. Ну, за Колю я мало волновался, он человек не только опытный, но и известный, его сразу бы в Россию доставили. А вот за тебя – беспокоился… Сидели мы тут с твоими ребятами, думали, что можно сделать, чтобы тебе помочь, если ты в Азербайджане окажешься… Я им сказал, что есть у нас хороший контакт со службой безопасности тамошней, с Алескеровым. Он сам бывший спасатель, просто отошел однажды от нашего дела, а связи с нами не теряет. Игорек твой и предлагает: «Давайте, говорит, сообщим вашему Алескерову, что на их территорию может выйти со сложного задания капитан Ольга Николаева, а чтобы они еще и сами ее искать начали – намекните осторожно, что это, мол, любовница нашего Министра». Я сначала посмеялся, а потом вспомнил их интересы, расклад политический и – согласился. Видишь, что из этого вышло!

– Дурак вы старый, Константин Иванович! – сказала я ему, слегка надувшись. – Опозорили честную женщину в глазах соседнего государства. А Игорьку я это еще припомню! Зря вы его заложили!

– Да он и сам бы тебе похвастался, он же страшно горд был этой идеей, – возразил Чугунков.

Разговор происходил на борту самолета, принадлежащего Международному Красному Кресту, над акваторией Каспийского моря.

Мы с Чугунковым летели в Кувейт – вызволять Николая Яковлевича Менделеева и Анохина. Как только я сообщила Чугункову о том, где именно в Иране находится Менделеев, тот нажал на только ему одному известные пружины, с кем-то долго говорил по телефону, потом отдавал совершенно непонятные мне распоряжения, и в результате, как он мне потом рассказал, на дом Мазандара в городке, который называется Решт, что я элементарно выяснила по карте, напали какие-то суниты-традиционалисты, дом его сожгли, самого убили, а Менделеева с Анохиным увезли с собой и передали крупному торговцу шелком в Исфахане, который и заплатил им за это за все. У торговца шелком их выкупила крупная иранская нефтяная компания, которая работала на российском оборудовании и уже десятки лет не могла расплатиться с Россией за это оборудование. А оттуда Менделеев и Анохин попали уже в Абаданское отделение Международного Красного Креста на берег Персидского залива, где при первом удобном случае их переправили на танкере в Эль-Кувейт и сообщили оттуда Чугункову – все в порядке. Осталось только прилететь и забрать их в Россию.

Чугунков чуть не улетел один, но я настояла на том, чтобы он взял и меня, конечно, не прогулки ради, а потому, что у меня накопилось несколько вопросов к Менделееву, а если я их сейчас не задам – потом случая уже может и не представиться.

Визы в Кувейт не было ни у Чугункова, ни у меня, и мы с ним сидели в самолете, в иллюминатор наблюдая, как по летному полю идут Менделеев и Анохин. Первый хромал со своей палкой, и даже в походке у него чувствовалось раздражение. Анохин шел, постоянно оглядываясь по сторонам и ежась под жгучим кувейтским солнцем…

Мне Чугунков посоветовал посидеть в закутке у стюардессы, пока он будет вводить Менделеева в последние события в России, о которых Николай Яковлевич имел, конечно, самое туманное представление. Потом он, мол, меня пригласит, втроем и побеседуем.

Я пожала плечами и согласилась. Я что мне было еще делать?