– Странно, как ты остался жив, когда в то время гетманцы расстреливали всех большевиков, а евреев в особенности, – задал вопрос кто-то из публики.

Горб стал путано рассказывать о женщине, которая якобы его спасла в то время от расстрела. После еще нескольких дополнительных вопросов его объяснения с натяжкой признают удовлетворительными, и он проходит чистым.

Вызвали личного секретаря Трилиссера Лебединского[170]. Крепкий здоровый латыш, больше занимающийся спортом, чем партийными вопросами. Биография его безупречна. Рабочий, с 1917 года член партии и красногвардеец. Затем ЧК и ныне ГПУ. Но, к его несчастью, он был членом тройки шефства над деревней, и профессор в связи с этим задал ему вопрос, как часто он посещал колхозы.

– Я раза три был в совхозе под Москвой, – ответил Лебединский.

– Тов. Лебединский, я спросил вас о колхозе, а не о совхозе, – повторил профессор.

– Так ведь это одно и то же, – ответил Лебединский.

– Как одно и то же? Вы не знаете разницы между колхозом и совхозом?

И начался форменный экзамен политзнаний Лебединского. Результат оказался плачевным. Полная безграмотность.

– Товарищи, что я могу сделать, если я занят у Трилиссера с утра до 12 часов ночи? Когда же мне готовиться? – чуть не плача, оправдывался Лебединский, боясь, что его исключат из партии. Но его не исключили… Трилиссер поддержал.

Стал рассказывать свою автобиографию заместитель Трилиссера Логинов[171]. Член партии большевиков с 1905 года. В 1907 г. был избран от военных организаций на съезд партии, но при переходе границы царское правительство его арестовало. С тех пор и до революции, т. е. 9 с лишним лет, просидел в каторжной тюрьме. Освобожденный после революции Логинов поселился в Архангельске и был избран председателем Совета. Но вот Белая армия во главе с генералом Миллером[172] заняла Архангельск. Большевики, оставив Архангельск, отступили, а Логинов остался. Белые знали, кто он такой, но не тронули его. Он даже умудрился издавать газету.

– Не находите ли вы странным, что белые даже не арестовали вас? – задал вопрос Филер.

– Ничего странного не нахожу, – пробурчал в свою рыжую бороду Логинов, пришедший на чистку, видимо для храбрости, несколько выпивший.

– Странно, странно, – перешептывалась между собой комиссия. У всех возникло сомнение. Неужели провокатор? Пробыл девять лет на каторге за большевистскую идею, и когда она осуществилась, перешел на сторону лютых врагов своей идеи – белых генералов. И наконец, теперь снова занимает пост заместителя начальника ИНО и руководит разведкой против тех же вчерашних хозяев, белых генералов. Какой хаос должен быть в душе этого человека. Может ли быть такое смешение идей. Кто ответит на этот вопрос? Все смущены и стараются не смотреть в сторону Логинова.

– Ладно, мы поговорим с вами особо, – наконец, сказал Филлер, откладывая дело Логинова.

Вызвали следующего. Капитан разведывательной службы австрийской армии в войну 1914–1917 гг. Затем после революции, присоединившись к украинцам, воевал против большевиков и попал к нам в плен. Теперь же неизведанными путями оказался членом ВКП(б) и на работе в иностранном отделе ГПУ. Его как раз собирались через несколько дней послать на нелегальную работу в Австрию… Не поехал, его исключили из партии и уволили из ГПУ.

Следующий тоже должен был поехать на нелегальную работу в Париж. Прекрасный парень, хороший товарищ. Все его любили. С 18-летнего возраста он был в рядах Красной армии, откуда перешел в ГПУ. При проверке оказалось, что его отец был чиновником департамента царской полиции. Напрасно он старался доказать, что его отец был всего лишь мелким чиновником, что в конце концов дети не отвечают за грехи отцов. Он умолял комиссию, просил поддержки товарищей. Напрасно. Комиссия дело его отложила в сторону. Товарищи старались не встретиться с его умоляющим взглядом. Через несколько дней он был исключен из партии и в ту же ночь вместе с женой застрелился…

Вызвали некоего Штейнберга[173]. Молодой парень, еврей из Бессарабии. Он только недавно появился в иностранном отделе и заведывал разведкой в Румынии.