И вот Сашке присвоили очередное специальное звание. Фактически с тремя звездочками он вышел из дома сегодня всего в четвертый раз. И все время ловил себя на том, что снова, как и после окончания института, ему все хочется скосить глаза на плечо, на новенький погон. Тем более что теперь он старший лейтенант. А старшие, как известно, они и в Африке старшие. Это уже не юнец, это уже признанное продвижение по службе, хотя и первое, самое маленькое. Но каждый встречный, если он не дурак, понимает, что раз присвоили человеку очередное звание, значит, достоин, значит, работает хорошо.

Допрашивая Валентину Кузнецову, Бойцов мысленно был очень благодарен ее сыну Вадиму, который старательно успокаивал мать и помогал ей сосредоточиться.

– Еще раз, Валентина, – требовал Бойцов, с трудом привыкая к тому, что актрис принято называть только по имени, – попробуйте вспомнить, что в этом человеке было примечательного. Чем-то он вам запомнился?

– Господи, – женщина дрожащей рукой достала из пачки сигарету, – я же вам говорю, что я и разглядеть ничего не успела. Он весь черный какой-то. Выскочил и убежал.

– Так это был мужчина? – прищурился участковый.

– Да-а! – удивленно подтвердила женщина, не понимая, почему этот старший лейтенант так заострил внимание на половой принадлежности преступника.

– Вот видите, – улыбнулся Бойцов. – Так не бывает, что человек ничего вообще не заметил. Просто вы не можете сами вытащить из памяти нужной информации. Вот, к примеру, вы со спины и в состоянии испуга все же поняли, что человек был мужчиной. Ведь ваше подсознание по каким-то признакам это определило. Так и с остальным разберемся. Как вы поняли, что это был мужчина?

Виола потерла средним пальцем переносицу и задумалась.

– В брюках был, поэтому и решила.

– Вот, – кивнул участковый, – а еще?

– Походка, наверное, движения какие-то мужские. Прическа мужская. Короткая. Знаете, это, кажется, называется «под расческу».

– А возраст?

– Ну, вы слишком многого от меня хотите, – покачала головой женщина. – Не старик – это точно. Не мальчишка.

– А у вас точно ничего не пропало? Вы можете сказать, где он рылся, что-то не на месте, где-то дверки шкафа открыты были.

– Нет, уверяю вас, что ничего не тронуто.

– У мамы всегда в квартире был железный порядок, – поддакнул Вадим. – Боже упаси, чтобы не по ее. Она бы заметила, если бы чужой, да еще мужчина, куда-то пытался залезть.

– Хорошо, – кивнул Бойцов, – с этим пока закончим. Я вам дам время подумать и разобраться. Может, все же что-то пропало. Теперь давайте вернемся к вопросу ключей.

– Да, вы знаете, – тут же заговорила Виола, – я в театре их не нашла. И никто не находил, ни в гримерке, ни где-нибудь еще. Или вы… – женщина вдруг сделала страшное лицо, – или вы подозреваете, что это кто-то из театра? Нашли мои ключи и решили влезть?

– Нет, пока мы никого не подозреваем, – солидно заметил Бойцов. – Но будем отрабатывать все версии. Главное, что ключи злоумышленник оставил в двери. И теперь вы можете быть уверены, что к вам никто снова не вломится.

– А если они дубликаты изготовят, если они слепки сделали? – резонно возразил Вадим.

Виола тут же с испугом обернулась на сына, а Бойцов быстро постучал себя кулаком по лбу, демонстрируя сыну хозяйки неуместность такого заявления вслух, когда мать и так почти в истерике.

Вадим Кузнецов немного приврал мужу Марии Строевой, заявив, что он и в Пушкинском музее консультировался по поводу реставрации шкафа. Ему почему-то показалось стыдным в глазах важного полковника из аппарата МВД признаться, что он толком ни с кем из специалистов не встречался. Мебельщик называется!

На самом деле Валим только искал подходы к музею и работающим там специалистам. И сегодня, наконец, через пятые руки ему устроили встречу с неким Павлом Андреевичем Курочкиным, работающим с экспонатами в запасниках и тесно связанным, как ему сказали, с реставраторами и другими экспертами от искусства и исторической науки.

Худощавый невзрачный мужчина в очках встретил Вадима на вахте, выслушал представление и ссылку на лицо, спротежировавшее его на эту встречу, потом кивнул головой и повел молодого человека коридорами и лестницами в подвал. И только когда они оказались в большой и сильно захламленной комнате с несколькими пустыми столами, Курочкин спросил:

– Ну, что у вас? Вы хотите, чтобы музей купил у вас какой-то раритет?

– Н-нет. – Вадим замялся, не зная, как начать разговор. – Видите ли, мне нужна ваша консультация или помощь даже. Мне сказали, что вы тесно контактируете с мастерами.

– Какими мастерами? – Курочкин насторожился. – У вас ювелирные изделия? Или изделия из области украшения интерьера.

– Да, ближе. Мне бы хотелось проконсультироваться с вами по поводу возможности отреставрировать старинную мебель. У нас ведь кто-то же занимается этим профессионально?

– Профессионально всегда кто-то чем-то занимается, хоть собак стрижет, хоть блох ловит. Если есть спрос, то обязательно появятся и те, кто станет предлагать. У нас в городе есть мастерская «Гильдия мастеров» – она появилась несколько лет назад при мебельном комбинате.

– С этими я общался, – перебил Курочкина Вадим. – Я их нашел по рекламе. У них расценки от 300 долларов за работу, не считая материалов и средств. А это еще вдвое от цены работы.

– Ну, милый мой, а вы что хотите? То ведь работа не только очень тонкая, кропотливая, но еще и требующая глубоких знаний, технологий. Тогда попробуйте обратиться в мастерскую Ганьшина. Я, правда, не знаю.

– Ганьшин занимается только мягкой мебелью, – вздохнул Вадим. – По большей части у них идет перетяжка мебели, а у меня нужен ремонт попорченной древесины. Мне бы частного мастера, чтобы без накруток на содержание мастерской.

– Ну хорошо, – подумал Курочкин и взял лист бумаги. – Я вам напишу сейчас пару-тройку телефонов хороших мастеров, которые могут вам помочь.

Вадим сдержался, чтобы облегченно не выдохнуть. Он очень беспокоился, что этот Курочкин испугается и не станет ему помогать, просто выпроводит, и все. А он даже телефоны пишет.

– У вас что за мебель, какой эпохи? – быстро продолжая писать, спросил Курочкин.

– Шкаф. Я не уверен, его мама купила в комиссионном магазине. Кажется, восемнадцатый век. У него от протечек воды попортилась верхняя часть боковины. Он из музея… – Вадим вдруг осекся, уставившись в лицо Курочкина, которое начало странно бледнеть.

– Шкаф? – с переходом голоса на фальцет переспросил Курочкин, откашлялся и заговорил уже нормальным голосом: – Ах, шкаф. Ну, как же… его купила ваша мама. Нет, молодой человек, я так вам телефоны дать не могу. Могут ведь обидеться мастера. А вдруг вы из органов, там с налоговой имеете дела. А тут так их могу подставить. Знаете что, давайте вы мне свой номер телефона, а я уж передам кому надо, и с вами свяжутся, если у кого возникнет интерес. Да и времени у них маловато. Я знаю, что многие заказы уже идут на следующий год.