— 2 -

У любого, кто читал книгу Жукова, неизбежно возникал вопрос: неужто маршал не мог уклониться от этого позорного занятия? Каждый нормальный человек во все времена понимал, что антинародная сатанинская власть заставит любого мемуариста клеветать на свою Родину, на свой народ. Каждый понимал, что коммунисты не позволят писать правду. Потому перед каждым ищущим был выбор: или мемуаров не писать, или подчиниться кремлевским идеологам и под их диктовку возводить поклеп на свою страну, свой народ, свою армию.

Возражают: всех советских генералов, адмиралов и маршалов коммунисты подкупали и запугивали, увернуться было невозможно. С этим я почти согласен. Однако примеры стойкости есть. Даже в среде советских генералов и маршалов иногда, правда, очень редко, встречались люди, которые Родиной не торговали, которые категорически заявляли: делайте что хотите, а мемуаров при моей жизни от меня не дождетесь, после смерти от моего имени можете сочинять все, что нравится, но я за это ответственности не несу. Так поступил Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко. Он сказал: писать не буду! И коммунисты от него отстали. Вопрос: а почему Жуков струсил? Почему не проявил мужества? Почему не вел себя как Тимошенко? Где же его хваленая смелость? Жуков мог заявить: писать не буду, если напишете за меня, публично застрелюсь. Но почему-то стратег так не заявил. Почему-то тут же рванул под козырек и бросился выполнять указания Центрального Комитета КПСС.

Были и другие варианты, другие возможности уклониться от писания мемуаров. Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович на домогательства идеологов поддался, но в книге заявил: «Я не касался тогда и не касаюсь сейчас проблем большой политики...» (Солдатский долг. М., 1968. С. 8). Вот и Жукову следовало так же поступить: книжечку — потоньше, в детали не вдаваться...

Маршал Советского Союза Голиков Филипп Иванович в 1941 году был генерал-лейтенантом, начальником Разведывательного управления Генерального штаба РККА. Он мемуары написал. Про 1918 год. Коммунистические вожди требуют еще мемуаров? Пожалуйста: написал о том, как в декабре 1941 года воевал под Москвой в должности командующего 10-й армией. А про то, как началась война, промолчал. Правду все равно сказать не позволят, тогда лучше молчать.

Еще умнее поступил Маршал Советского Союза Конев Иван Степанович: требуете мемуары, дорогие товарищи идеологи? Пожалуйста! Конев взял да и написал книгу не про начало войны, а про конец, так ее и назвал «Сорок пятый». Идеологи не отстают. Пожалуйста! Конев выдал еще книгу. Про 1943-й и 1944-й годы. Вот она, русская находчивость! Хитрый мужик Конев зашел не с того конца, он описывал войну не с начала, а с ее победоносного завершения. А кроме того, тянул да тянул. Тут ему и смерть подошла. Так мудрый Конев избавил себя от позорной и унизительной необходимости врать про 1941-й год. Так Конев Иван Степанович ушел из жизни, не осквернив своего имени клеветой на страну, народ и его армию.

Спрашивается, а почему Жуков Георгий Константинович так не поступил? Тянул бы время, а потом и умер бы. Все, что после смерти, — не его. Мертвые сраму не имут.

Но Жуков почему-то не следовал примеру боевых товарищей, вместо этого он угодливо вписывал в свои мемуары все, что ему диктовали в Идеологическом отделе ЦК, все, что требовала Коммунистическая партия. А требовала она только одно: побольше грязи да измышлений о неготовности к войне.

— 3 -

Любого читающего жуковский мемуар сшибает с ног та пламенная любовь, с которой несгибаемый полководец целует в корму Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза товарища Брежнева Леонида Ильича: ему, Жукову, Маршалу Советского Союза, заместителю Верховного Главнокомандующего, первому заместителю народного комиссара обороны, члену Ставки ВГК, на войне ужасно хотелось найти никому тогда не известного политического горлопана Брежнева и посоветоваться с ним. Товарищ Брежнев за всю жизнь не только не провел ни одного боя, ни одной операции, но даже ни одного ротного учения сам не организовал. Задача товарища Брежнева была проще: утверждать отчеты о политико-моральном состоянии войск. Вот с ним-то Жуков и хотел советоваться. Без подсказки агитатора Брежнева в Ставке Верховного Главнокомандования дела не клеились...

Так вот: до такой низости в мировой истории не докатился никто. Ни один советский генерал, адмирал или маршал до такого блеска задницу коммунистам не вылизывал и не полировал. Никто. И за рубежами нашего милого отечества до такой низости не докатился ни один мемуарист. О той России, которую мы потеряли, я и не говорю. В той России господа офицеры имели понятия о чести. Так не поступил ни один из них. А если бы поступил, то такую мерзкую книжонку сжигали бы на кострах, а автору и всем, кто осмелился эту грязь хранить на книжной полке, плевали бы в лицо.

История о том, как полковник Брежнев попал в мемуары Жукова, имеет разные версии. Вначале А.Д. Миркина излагала все это так: рукопись якобы никак не пропускали в печать, «наконец дали понять, что Л.И. Брежнев пожелал, чтобы маршал Жуков упомянул его в своей книге. Но вот беда, за все годы войны они ни разу ни на одном из фронтов не встречались. Как быть? И тогда написали, что, находясь в 18-й армии генерала К.Н. Леселидзе, маршал Жуков якобы поехал посоветоваться с начальником политотдела армии Л.И. Брежневым, но, к сожалению, его на месте не оказалось. „Он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои“. „Умный поймет“, — сказал с горькой усмешкой автор. Эта нелепая фраза прошла во всех изданиях „Воспоминаний и размышлений“, с первого по шестое включительно. Только в юбилейном, седьмом, издании она была опущена» («Огонек». 1988. No 18. С. 19).

Итак, Брежнев якобы пожелал видеть себя в книге Жукова. Холуи из Центрального Комитета якобы об этом намекнули авторскому коллективу. Авторы мемуаров Жукова задались вопросом: как быть? И выход нашли: да, не встречал Жуков Брежнева на войне, но ужасно хотел встретить, стремился, но не вышло.

Миркина всеми силами старалась отмазать Жукова, мол, это не он принимал решение вписать Брежнева, решение принято неизвестно кем. Интересно, что принимающий решения упомянут Миркиной во множественном числе: и тогда написали. Взяли некие безымянные граждане да и вписали в мемуары великого стратега нелепую фразу про несостоявшуюся встречу с будущим Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Хвост вытащили — голова увязла. В этом оправдании содержится признание, что мемуары сочиняли гурьбой, решения принимали коллективно, а стратег отношения к этому не имел. Его работа — одобрять и соглашаться.

По прошествии некоторого времени эта история приобрела драматический привкус. Та же Миркина рассказала: «Леонид Ильич Брежнев тоже захотел попасть в мемуары Жукова... Кто-то из помощников подсказал генсеку оригинальный ход. Жукову „предложили“ вставить текст... Конечно, на даче Жукова была буря. Я приехала уже после ее окончания: всем стало ясно, что без этой вставки книга не выйдет. Георгий Константинович был мрачный, как тень. Он долго молчал, потом сказал: „Ну ладно, умный поймет“ — и подписал текст» («Аргументы и факты». 1995. No 18-19).