– Не знаю.

Лжешь!

– Потому что не хочешь знать. И это, пожалуй, уже само по себе все объясняет.

– Мы расстались. После вашей высадки я с ним порвала. Твоя злоба мне понятна. Думаешь, я не злилась, представляя себе, в каких условиях вы там застряли? Я хотела поехать с тобой. Хотела сражаться. Это и моя борьба!

– Тогда сыграй свою роль. Сейчас не время стоять в стороне. Нельзя говорить о преданности Кубе, лежа в постели с одним из тех, кто заварил эту кашу. Выбирай, кому ты предана: ему или своему народу. Кубе. Если ты от него ушла, то почему у тебя на руке его браслет? Ты ушла, но вернулась, так?

– Что, по-твоему, я должна сделать?

– Не знаю, Беатрис. Ты всегда жаловалась, если мы не брали тебя с собой. Рвалась участвовать в борьбе с нами на равных, хоть ты и женщина. Ну так вот он – твой шанс. Ты спишь с одним из самых влиятельных сенаторов, с человеком, к которому прислушивается сам президент. Используй это.

– Опять ты предлагаешь мне заниматься проституцией ради нескольких голосов в сенате, ради новой политики в отношении Кубы?

– Люди, преданные делу, идут и не на такое, – резко отвечает Эдуардо, и его взгляд темнеет.

– Эти полтора года тебя изменили.

– Ты удивляешься?

Ко мне опять подкатывает чувство вины. Я занималась с Ником любовью, пока Эдуардо воевал, пока сидел в тюрьме. Наверное, теперь я его должница.

– Чего ты хочешь от сенатора Престона?

– Того же, чего и от них всех: чтобы положили этому конец.

Однажды я сама пыталась убедить Ника в необходимости направить американские силы против Кастро. Теперь, слыша такое требование от Эдуардо, я понимаю: мы по-прежнему полагаемся на американцев, а это, как выяснилось, ни к чему хорошему не приводит.

– Не лучше ли нам управиться самим? – спрашиваю я.

– Это вряд ли возможно. Наш провал только помог Фиделю, дал ему больше власти. Он и раньше был ужасным врагом, а теперь стал еще сильнее. Его поддерживают Советы. Куда нам тягаться с ним без столь же мощной поддержки?

– Я продолжаю сотрудничать с Дуайером.

– Этого уже недостаточно. Шпионаж для нас – пройденный этап. Как и покушения на Фиделя. Если он умрет, его место займет кто-нибудь другой: брат или Че.

– Но Алехандро убил Фидель. Или ты забыл?

– Ты дура, если считаешь, что дело только в твоем брате, в твоих личных обидах. Ими все не исчерпывается, Беатрис.

– Мне это известно. Только не строй из себя альтруиста, который думает исключительно о спасении Кубы и ни с кем не хочет поквитаться. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы в такое поверить. Ты хочешь увидеть, как они будут страдать за то, что причинили тебе.

– Поздравляю! Ты меня раскусила! – язвит Эдуардо.

– Раньше мы дружили. Я о тебе беспокоилась. А теперь мы больше не друзья?

Он смеется.

– Друзья? По-моему, все несколько сложнее. Я любил тебя.

– Но я не…

– Не отвечала мне взаимностью?

– Я не понимала, – бормочу я, спотыкаясь, – что у тебя ко мне такие чувства. Что для тебя наши отношения настолько серьезны. Я думала…

– Я полюбил тебя еще в детстве.

Мои глаза смотрят на него изумленно.

– Ты ничего не говорил! У тебя всегда было полно женщин.

– Я думал, мы никуда не можем деться друг от друга. Я пока повеселюсь, а потом мы поженимся, когда оба созреем. Начнем вместе новую жизнь. Но появился твой сенатор. Признаюсь: я недооценивал опасность. Не предполагал, что ты влюбишься в такого мужчину. А ты влюбилась и однажды причинишь ему боль. Это обязательно произойдет, ведь какой бы сильной тебе ни казалась твоя любовь, вы друг другу не подходите. Вы хотите разного и никогда не сможете быть счастливы. Он амбициозный политик, и рано или поздно ему понадобится «правильная» жена.

– Я знаю.

Бессмысленно спорить. Бессмысленно отрицать правду.

Внезапно лицо Эдуардо меняется. Он становится почти таким, каким я его запомнила.

– Ты могла бы… Ты когда-нибудь…

– Не знаю, – честно отвечаю я на вопрос, который прочла в его голосе и взгляде.

– А теперь?

Я молчу, и этого, наверное, достаточно. Он грустно улыбается.

– Если бы все было иначе, если бы мы жили в Гаване, если бы Фидель не пришел к власти… Слишком много «если».

Все в жизни в конечном счете подчиняется времени.

– Наверное, так мне и надо, – продолжает Эдуардо. – Однажды женщина должна была разбить мне сердце. Лучше тебя с этим никто бы не справился.

– Мне очень жаль.

Он качает головой.

– Не о чем жалеть. Я уйду. – Несколько секунд он молчит. В его глазах мелькает сожаление. – Будь осторожна, Беатрис. Ситуация если когда-нибудь и улучшится, то сначала наверняка ухудшится.

Предостерегающие слова звучат как прощание.

– Что ты теперь намерен делать?

– Продолжать бороться, разумеется.

Эдуардо сокращает расстояние между нами, и его губы на мгновение касаются моего лба, после чего он сразу же меня отпускает.

– Ты придешь?

– Куда? – спрашиваю я.

– На церемонию в честь нашего возвращения, которую Кеннеди устраивает здесь, в Майами, на стадионе «Апельсиновая чаша»?

Я качаю головой. Он улыбается, опять становясь похожим на прежнего Эдуардо.

– Понимаю. Будь моя воля, я бы тоже не участвовал в этом фарсе. До свидания, Беатрис.

– До свидания, – повторяю я, как эхо, и провожаю его взглядом.

Он оставляет меня одну в кабинете Хуана. По моему лицу катятся слезы, вызванные чувством, которому я не могу подобрать названия.

После освобождения из плена Эдуардо почти не показывается в свете, и это меня не удивляет. Его имя по-прежнему у всех на устах, вся женская половина Палм-Бич стосковалась по нему, участие в событиях на Плайя-Хирон добавило его образу таинственности. Людям, которые плохо информированы, наша беда представляется чем-то романтическим. В их глазах Эдуардо превращается в эффектную фигуру.

Я поступаю в университет в Майами. К счастью, мне засчитывают те курсы, которые я прослушала в Лондоне. Обучение я могу оплачивать сама, на деньги от ЦРУ. Мне приятно снова оказаться на студенческой скамье, хотя и немного странно обсуждать в академической обстановке то, что играет такую важную роль в моей личной жизни.

Выставлять себя на всеобщее обозрение мне не нравится, поэтому на вечеринки я не хожу. Когда Ник не в Вашингтоне, провожу дни и ночи с ним, а в его отсутствие общаюсь с сестрами. Соблюдать секретность необходимости нет. Я уверена: весь город знает, что я живу здесь с сенатором Престоном. Наверняка не осталось незамеченным и то, что с праздника в доме Элизы Эдуардо и я исчезли одновременно. О его возвращении и о нашем объяснении в кабинете Хуана мы с Ником не разговаривали. Мы виртуозно избегаем того, о чем не можем говорить: стараемся не упоминать о будущем и о напряжении между нашими странами, не замечать внешнего давления на наш частный мирок.