следующей жизни ты не хотела ничего помнить. Чтобы не мучиться сомнениями, чтобы все было как в первый раз. Первая встреча с Гадесом, свидания, влюбленность, секс. Я согласилась и пошла к Деметре.

Софи отшатнулась, будто ей дали пощечину. Хотя слова Гекаты были хуже пощечины.

Она захотела сама? Софи отчаянно цеплялась за мысль, что это был чей-то замысел, стремление лишить Подземный мир королевы, пока претворяется в жизнь план начала Гибели богов и передела власти. Софи убедила себя в этом, она почти не сомневалась, что Гекате либо заплатили чем-то, либо заставили, или она сама за всем и стоит, как подозревал Гадес.

И в то же время, когда Геката говорила, Софи понимала: это может быть правдой.

– Почему же я не предупредила? – тихо спросила Софи.

Почему не рассказала Гадесу? Он ведь не знал, ничего не знал!

– О, ты хотела! Но, кажется, не успела, человеческие тела слишком хрупкие.

– А ты?..

– Не мое дело – лезть в вашу личную жизнь. Я сделала только то, что пообещала. Как видишь, сделала великолепно.

Вжавшись в спинку дивана, Софи боялась посмотреть на застывшего рядом Гадеса. Увидеть на его лице даже не то чтобы неодобрение… разочарование. Она не пришла к нему в прошлой жизни и снова обрекла на страдания в этой.

– Пей чаек, Гадес, говорят, это успокаивает, – посоветовала Геката, даже не пытаясь скрыть насмешки.

А Софи сидела, не поднимая головы, уставившись на расплескавшуюся по дивану черную юбку Гекаты. Мрак беззвездной ночи. Бездна. В которую Софи сейчас стремительно падала.

Геката могла соврать. Но могла и говорить чистую правду.

Голос Гадеса, когда он заговорил, оставался ровным и лишенным даже намека на эмоции:

– Как обратить колдовство?

Геката улыбнулась, развела руками – и если бы она была змеей, то наверняка сейчас показался бы раздвоенный язык.

– Никак.

Кружка жалобно стукнула о столик, когда Гадес ее поставил. Вздрогнув, Софи покосилась на Гадеса: его бледное лицо казалось таким же спокойным и безжизненным, словно высеченным из мрамора, а в темных глазах отражались не поля асфоделей, а мутные воды Стикса, створки ворот Тартара.

За его спиной не клубилась тьма – он сам был тьмой.

– Исправь. Все.

– Хватит угрожать! – прошипела Геката, и в воздухе отчетливо запахло скисшими ягодами. – Мне до сих пор приносят жертвы на перекрестках. Я тебя не боюсь.

– Исправь.

Откинувшись на спинку дивана, Геката скрестила руки на груди. Сейчас она не была похожа на гордую и насмешливую колдунью, и Софи впервые подумала, что видит перед собой обычную молодую женщину. В ее жестах даже проскальзывало что-то от Деметры… и от Персефоны.

– Я не могу, Гадес! – негромко ответила Геката. – У твоей жены было все, что она могла пожелать: муж, который верно ждет ее из жизни в жизнь, Подземное царство, где она королева, любовь матери. Но она пожелала все забыть. Решила, для нее слишком много боли. Я не в силах обратить добровольное колдовство.

– Ты…

– Хватит, Гадес! – вмешался молчавший до этого Танатос. – Ты получил ответ.

И если до этого в словах Гекаты слышался настоящий яд, то сейчас Софи видела, как легонько коснулся Танатос Гекаты, как она – едва заметно – прижалась к нему, как будто в поисках защиты. И это было очень настоящим, а не наигранным пафосом пары, как раньше.

– Я еще не закончил, – ответил Гадес, и его голос шелестел костями и пылью. – Это ведь ты подкинула скелет Персефоны.

Софи вздрогнула, но Геката смотрела прямо на Гадеса:

– Какой любопытный подарок.

И в этот момент Софи поняла, что даже если Геката действительно не замешана в убийствах богов, это она подкинула тот скелет. И уж точно она всегда хотела власти – это Софи не помнила, но просто знала.

– Где ты был, Танатос?

От негромкого, наполненного силой голоса, даже у Софи невольно мурашки пробежали вдоль позвоночника. Танатос тоже дрогнул, но прямо посмотрел на Гадеса:

– В Вегасе. Отличный город, между прочим, тебе стоит там побывать. Может, научишься развлекаться.

– Ты должен приходить, когда я зову.

– А ты должен защищать тех, кто тебе доверяет!

Гадес молчал, и Танатос вскинул брови – движение, которое Софи однажды видела у Стива-Гипноса, близнеца Танатоса, так что теперь это выглядело по-своему жутко.

– Я знаю, что случилось с Гипносом. Его заставили пойти на предательство, и он никак не может себя простить. Когда ты с ним последний раз говорил? Или был слишком занят для этого?

Гадес молчал. Его сила как будто схлынула, схлопнулась в нем самом.

– Гипнос тебе доверяет, – продолжил Танатос. – А я предпочитаю сам о себе заботиться. Так что хочешь отчет – катись в бездну.

– Ты все еще мне подчиняешься, – глухо сказал Гадес.

– Пора учредить профсоюз.

Внезапно Танатос улыбнулся, хотя эта улыбка больше походила на оскал:

– Ты слишком увлекся, Гадес, и не видишь того, что у тебя под носом. Ты стал слишком слаб. И нам приходится самим о себе заботиться.

Он поднялся и протянул руку Гекате. Она изящно вложила пальцы в его ладонь и поднялась гибким движением змеи – или ядовитой лозы.

– Еще увидимся, – улыбнулась Геката.

Софи думала, что находиться в комнате с этими двумя ужасно. Но когда они вышли, то оказалось, что без них еще хуже. Софи не знала, что сказать и как себя вести.

– Они замешаны в этом, – сказал Гадес. – Они оба хотят власти, и у них достаточно сил ее заполучить. Но мы ничего не докажем.

– Аид, я не знаю, врет она или говорит правду. Я думаю… это может быть правдой.

Это фраза была одной из самых сложных в ее жизни – по крайней мере в той жизни, которую Софи помнила. И говорила она вовсе не о том, замешаны или нет эти двое в убийствах.

– Аид…

– Ты не могла бы оставить меня одного? Ненадолго.

Она растерянно кивнула. Холодный, закрывшийся Аид пугал ее. Она чувствовала вину, хотя даже не помнила, должна ли.

Бар пустовал, и Софи уселась на место, где совсем недавно Анубис рассуждал о музыке и глобализации. Она бы хотела сейчас укатить куда-нибудь подальше! Колесить по пыльным дорогам Америки, останавливаясь в стремных мотелях. Или поехать в Амстердам. Или… или гулять в Подземном мире, по узким каменным улочкам города, где душам всех возможных образов нет до тебя никакого дела.

Софи не могла вспомнить, делала ли она что-то из этого. Наверняка делала. Но не помнила.

И возможно, она сама в этом виновата.

Решила, что слишком много боли? Или просто будет здорово «Все, как в первый раз»? Но она даже не предупредила Гадеса. Не успела – или не хотела. Она