Русский диктатор неодобрительно следил за контактами своих генералов с западными союзниками. Эти удивительные отношения ярче всего проявляются на примере взаимодействия союзников в области проведения воздушных операций. Как известно, в Красной армии не имелось стратегической авиации. (Была дальняя авиация, но ее задачи существенно отличались от тех, которые решала авиация Англии и США. – Ред.) Радиус боевого действия применения авиации составлял всего лишь самое большее от 100 до 150 километров за линией фронта. Когда фронт переместился в Дунайский регион, положение стало критическим: американская 15-я воздушная армия с начала 1944 года все чаще появлялась над Югославией, Болгарией, Румынией и Венгрией для бомбардировки важных в военном отношении объектов. Штаб американской армии в Европе был обеспокоен тем обстоятельством, что однажды вследствие ошибки может произойти столкновение в воздухе между американскими и русскими пилотами, и попытался достичь с русскими соглашения о координации ударов.

«Я получил телеграмму от генерала Арнольда[86], – пишет в своих воспоминаниях Джон Р. Дин, руководитель военной миссии США в Советском Союзе во время войны, – в которой он предлагал мне передать его поздравления маршалу Василевскому по поводу наступления Красной армии и поставить его в известность о том, что 15-я воздушная армия США получила приказ поддерживать своими действиями наступление Красной армии в те дни, когда по погодным условиям она не имеет возможности выполнять свою основную задачу – наносить бомбовые удары по городам Германии. Далее я должен был передать Василевскому, что имеющиеся на вооружении 15-й воздушной армии машины позволяют наносить удары для поддержки Красной армии по Софии, Бухаресту, Плоешти и Будапешту. Далее я должен был узнать у Василевского, желательны ли для него также воздушные удары по другим целям. Василевского в тот момент не было в Москве. Я передал оба этих вопроса заместителю начальника Генерального штаба генералу Антонову. Ни на один из них я не получил ответа».

Русские не согласились также и на предложение американцев создать авиационный штаб связи при войсках Малиновского, чтобы на месте оперативно координировать воздушные операции. Ответ Ставки Верховного Главнокомандования на это предложение гласил: «Действия авиации на Балканах должны будут координироваться в Москве». В конце концов удалось только согласовать разделительную линию для районов действий бомбардировщиков: британские и американские операции должны были ограничиваться западным берегом Дуная, русские же действовали на востоке Дунайского региона.

Переговоры относительно этого соглашения еще шли, когда произошедший в Югославии инцидент снова обострил недоверие Сталина к своим союзникам по войне.

7 ноября 1944 года боевые самолеты 15-й воздушной армии нанесли удар по двигавшейся по шоссе от города Нови-Пазар колонне русских военных грузовиков, ошибочно приняв ее за немецкий конвой. Генерал Антонов выразил резкий письменный протест против этой акции и даже высказал предположение, что этот воздушный налет, во время которого погиб командир корпуса, два офицера и три солдата, «мог быть не просто ошибкой».

Несмотря на этот прискорбный случай или даже благодаря ему, западные союзники продолжали прилагать усилия для того, чтобы организовать свой собственный штаб при 2-м и 3-м Украинских фронтах. Одно время казалось, что при армиях 2-го Украинского фронта Малиновского это удастся сделать, но едва полковник армии США Джон Ф. Батлер обосновался там и принялся за работу, как Малиновский получил указание из Москвы не допускать пребывания американского штаба в своем штабе. И позднее, в начале 1945 года, западным союзникам так и не удалось прийти к согласию по вопросу взаимодействия между ВВС западных союзников и СССР. Когда американцы попытались добиться у Ставки Верховного Главнокомандования разрешения для своих бомбардировочных армад (которые все еще действовали из Южной Италии) организовать промежуточную базу в Дебрецене, на их ходатайство был дан отрицательный ответ.

Обоснование этому очень метко сформулировал Дин, написавший в своих воспоминаниях: «На протяжении всей войны русские не только ни разу не обратились к нам с просьбой оказать поддержку их действий нашей авиацией, но зачастую отказывались от таковой. Подобная позиция вполне ясно свидетельствует о том, как они расценивали нас в качестве союзников: мы должны были сражаться против общего врага, но все же каждый по-своему. После войны американцы не должны были иметь оснований выдвигать свои ошибочные претензии относительно своего участия в разгроме немцев на русском фронте».

Зимой 1944/45 года Хорватия пребывала в весьма сложной ситуации. Хотя в ее столице Загребе непосредственные последствия войны еще в достаточной степени не ощущались, но общее настроение постоянно падало под влиянием плохих вестей со всех фронтов. Анте Павелич пытался бороться против этого как оптимистической пропагандой, так и террором. Проведя в течение осени

1944 года несколько чисток в рядах близко стоящих к нему политиков, он надеялся и дальше справляться с положением в стране вплоть до конца войны, которая должна была завершиться либо германской победой (благодаря применению Гитлером своего чудо-оружия), либо подписанием сепаратного мира с западными державами. Однако эти надежды вместе с ним разделяли все меньшее и меньшее число соотечественников. 24 декабря 1944 года хорватский прибрежный флот попытался действовать самостоятельно и вышел из порта Фиуме (Риека), чтобы примкнуть к западным державам. Попытка провалилась: только один командующий флотом смог благополучно добраться до итальянского побережья. «Поглавник» принял жесткие меры для подавления бунта. Немцы же ограничились отнюдь не военно-юридическими методами. 5 января 1945 года они разоружили весь хорватский флот и отделили от него морскую пехоту. На протесты руководства страны они ответили, что немногие надежные части войдут в хорватский легион морской пехоты, который под командованием германских офицеров будет участвовать в боях на побережье Северного и Балтийского морей, а затем станет основой новой хорватской морской пехоты.

Напрасны были все протесты Павелича. Даже осуждение флотских бунтовщиков было проведено в соответствии с германскими военными законами. Недоверие Гитлера по отношению к хорватскому союзнику рейха в эти январские дни было столь велико, что он даже запретил формирование хорватской лейб-гвардии, поскольку здесь речь шла «о создании новой, трудноконтролируемой воинской части, способной уменьшить германское влияние».

Все это привело Павелича в состояние с трудом сдерживаемой ярости. Теперь он чересчур хорошо знал, что может уповать единственно только на Германский рейх: его государство, его движение и его собственная жизнь держатся или падают вместе с Гитлером. В разговоре с немецким гауляйтером Райнером Павелич однажды сказал, что надеется удержать город Загреб. «Он представляет себе, – докладывал Райнер своему начальству, – что может контролировать уже не так много. На следующий день он отправил свою жену в Германию, что должно быть залогом его лояльности. Не следует забывать, что у диких народов всегда было обычным делом отдавать супругу в качестве заложницы, а потом бросать ее на произвол судьбы».