не только их, так что в конце апреля Сталин ворвался в кабинет товарища Бурята, буквально кипя от возмущения:

— Вы что себе позволяете⁈

— А вы о чем конкретно? Я себе позволяю вот чай пить, китайский, очень хороший. Да и прочего много чего.

— Вы что хотите сделать с товарищем Землячкой?

— А, это… закон, как вы знаете, у нас един для всех.

— Но… в конце концов это же женщина!

— У нас по Конституции женщины с мужчинами в равных правах. И обязанности тоже уравнены. Положено убийц плетьми запарывать — запарываем, невзирая на пол и прочие заслуги. Да вы не волнуйтесь так, мы ей никаких привилегий в этом не дали: пороли по алфавиту, никого вроде не обделили. Венгра этого сраного, конечно, рановато в ад отправили, но я парня уже приказал наказать за усердие излишнее, теперь двое суток сортиры чистить в роте будет.

— Их что, уже…

— Еще раз: закон у нас един для всех. Положено в день вынесения приговора исполнять — исполнили. А с парнем — согласен, ему наказание излишне жестокое, ведь этот Кун его мать лично… однако эмоции все же сдерживать надлежит. Так что пусть подраит сортиры, подумает о своем недостойном поступке.

— Вы… вы вообще недостойны человеком называться!

— Допустим. Но еще менее достойны так называться те, кто ради удовольствия убил сотни ни в чем не повинных людей. Да, у нас наказания за преступления суровые, но к наказанию преступников приговаривает суд, и наказание выбирается соответственно деянию преступному. Вот, почитайте: это результаты следствия. Сотни, тысячи свидетелей — нет ни малейших сомнений в их преступных деяниях. И наказание ими получено по заслугам. Почитайте, почитайте — а когда закончите столь увлекательное чтение, мы снова поговорим о достоинстве…

Пока Сталин увлекался чтением, Николай Павлович увлекался новой для него отраслью промышленности. Особенно он ей увлекся после того, как немцы из компании Юнкерса предложили заняться в СССР строительством самолетов. Сам Николай Павлович к самолетам относился с опаской, но его очень заинтересовал предложенный немцами в качестве «производственной площадки» завод в Филях. Раньше он о существовании этого завода и не слышал — а тут такое роскошное предложение!

Генерал Малинин немедленно предоставил товарищу Буряту исчерпывающую справку по этому заводу: откуда он вообще взялся, что уже выстроено и что к постройке лишь планировалось. Оказывается, выстроено было очень много всего, а главное — на завод даже почти все необходимые станки были завезены. Правда, что с этими станками случилось за долгие годы лежания практически под открытым небом, было не совсем ясно — но проверить-то это было нетрудно: завод совсем рядом с Москвой размещался.

Специально назначенные люди все проверили и составили отчет, который — если в детали не вникать — гласил, что «при наличии рабочих и денег, чтобы этим рабочим платить, завод можно запустить в течение полугода максимум». А в скобочках было замечено, что если не выпендриваться особо и кое-что просто прикупить на стороне, то первую продукцию завод уже в конце зимы выдаст.

Николай Павлович решил «не выпендриваться», правда отправив в Петроград профессору Фаворскому еще почти двести тысяч рублей «для ускорения работ». И почти миллион — в Ярославль, где пока что «очень не спеша» строился завод уже шинный. Потому что завод в Филях предназначался для производства автомобилей, причем на нем планировалось к концу семнадцатого года производить по шестьдесят тысяч автомобилей в год для армии. Весьма по тому времени современных — но и теперь не самых уж устаревших, а если воспользоваться собственным уже накопившимся опытом…

Правда «собственный опыт» имелся лишь в производстве керосиновых моторов — но моторы делались далеко не самые плохие. На заводе в Тихонькой делались, но если «партия сказала надо»… Если очень надо, то всего за две недели можно привезти с Дальнего Востока в Москву кокили для чугунного литья деталей моторов (запасной комплект — хотя и понятно, что без него выпуск моторов на четверть снизится пока новый не сделают), направить пару бригад для обучения уже московских рабочих. Да и много чего другого можно успеть сделать — и первого марта двадцать четвертого года первый грузовик сошел с конвейера Филевского автозавода. А третьего марта с него сошел и второй грузовик. Так что когда товарищ Сталин пришел снова «поговорить о человечности», Николай Павлович встретил его с тоской в глазах:

— Может вы мне можете сказать, чем московский рабочий отличается от рабочего читинского или хабаровского? Ну какого рожна они не могут просто автомобиль собрать?

— Вам это действительно интересно?

— Да.

— Ну тогда садитесь, слушайте. Рассказ будет довольно долгим…

Глава 20

Когда Якова Александровича пригласил к себе сам Николай Павлович, генерал был несказанно удивлен. Не самим приглашением, а его формой: его пригласили в медпункт, где двое врачей его внимательно осмотрели, а затем сообщили, что «по состоянию здоровья ему необходимо срочно выехать в Москву на дополнительное обследование». Судя по тому, с какой скоростью руководство школы «Выстрел» подготовило все необходимые для поездки в столицу документы, врачи эти были персонами весьма важными. А так как Яков Александрович уже понял, что любые репрессии в СССР проводятся шумно и гласно, какой-то каверзы от медиков он не заподозрил — и, как оказалось, зря. Некоторые сомнения ему в голову закрались, когда выяснилось, что в Москву он поедет вообще в литерном поезде, а в вагоне кроме собственно врачей и его самого больше никого и не было, даже обычного кондуктора, так что даже чай пришлось наливать самим. А когда они этот чай пить начали — минут через пятнадцать после отправления поезда — один их врачей и сообщил, что о здоровье ему беспокоиться не следует, и его в Москве ждет не госпиталь, а лично товарищ Бурят.

Путешествие в классном вагоне имеет одно преимущество: в нем можно нормально выспаться. И утром проснуться бодрым и полным сил — так что в кабинет товарища Бурята Яков Александрович вошел в абсолютно работоспособном состоянии. Впрочем, он в таком состоянии мог быть и после пары суток боев где-нибудь в заснеженной степи, однако сейчас-то времена давно уже мирные…

Ну, практически мирные. В кабинете, кроме товарища Бурята (и Яков Александрович сразу понял, кто из сидящих в кабинете людей носит это прозвище и почему) сидели еще два человека.

— Доброе утро, Яков Александрович, — первым поприветствовал его хозяин кабинета. — Позвольте представить: Малинин