— Тише, — вдруг попросил майор и приподнял руку.

Все замерли. Где-то газовала машина, раздавались какие-то слабые удары по металлу… Но в кабинете что-то словно щебетало или скрежетало тихонько. Майор озирался. Осмотрел лица солдат.

— Ладно. Продолжим… Или лучше сразу пригласить замполита капитана Гомельского. Нет, лучше отведите прямо к нему, — с этими словами майор выдвинул ящик стола, и оттуда вылетело какое-то крупное насекомое. — Умм!.. А?

— Это шершень! — крикнул Чеботарев.

— Хм! Я и слышу, — сказал майор.

— Здоровенный! — воскликнул сержант, стаскивая пилотку.

— Вон, возьми веник, — сказал майор, — за сейфом.

Сержант выхватил веник.

— Зачем, не надо, — сказал Мишка, — окно открой, и все.

Все обернулись к нему.

— Хм, обрел дар, — заметил майор, доставая из ящика сигареты, зажигалку.

Мишка подошел к окну, начал открывать шпингалеты, нижний поддался, а верхний нет.

— Да какого беса нянчиться! — воскликнул майор, пуская дым ноздрями. — Бей его!

Чеботарев размахнулся и залепил оплеуху Мишке.

— Не его, придурок! Остолоп, твою мать! Это же не насекомое?

— Стойте! — сказал Мишка, потирая шею. — Счас, ага.

И он открыл дверь и, подняв ладони, двинулся на беспокойного шершня, что-то бормоча. Тот, жужжа, подлетел к левой ладони, повисел перед ней, потом к правой, облетел вокруг Мишкиной головы и начал смещаться к двери.

— Смотрите, как бы он с шершнем не улетел, — сказал майор.

Но в дверях уже стоял высокий светловолосый капитан.

— А, капитан Гомельский! — воскликнул майор. — Отлично. Забирайте пациента, как говорится… да осторожней, там вон шершень опасный, в прошлом году прапорщика Инокентьева жахнул, морду разнесло, как носорогу.

Капитан молча и прямо смотрел черными глазами в оранжевых радужинах на майора, потом перевел их на Мишку. Отступил назад. Мишку толкнул в спину кто-то. И в этот миг шершень спикировал и ударил капитана прямо в нос.

— Черт! — закричал майор. — Я же предупреждал.

Капитан убежал, схватившись за лицо обеими руками. Сержант погнался за шершнем с веником по коридору.

— Эвенка держите!

Чеботарев вцепился в его плечо. По лицу Мишки стекали капли пота. Хэбэ на спине взмокло.

Сержант долго гонялся за шершнем, пока не сбил его и с хрустом растоптал.

— Уф!.. Фуй… есть!

Майор, дымя, вышел и смотрел в дверях.

— Есть! — снова радостно повторил сержант.

— Молодец, солдат! — похвалил майор. — Поедешь в отпуск. Или… когда у тебя дембель?.. ну, тогда не поедешь, потерпи уже. Благодарность домой родителям направим… Так, ну и что? Что там с Гомельским? Сможет он прочищать дремучий этот мозг?

И тут дверь соседнего кабинета распахнулась, все оглянулись. В дверях стоял капитан, пламенея крупным клювом, сводя круглые глаза к этому носу, его кончику, острому и крепкому.

— Ба! — воскликнул майор. — Носорог у нас уже есть. А теперь и дятел появился!

Мишку схватили за руки.

Голодный Золотоглазый возвращается к Морю, там скорее можно чем-то поживиться. Часто Море бросает дары Медведям, Лисам и Орланам, Чайкам, Всем. Это может быть Рыба. А если Море расщедрится, то и Нерпа, жирная и прекрасная.

Но сейчас Орлан застает нескольких Уток на обширном участке чистой воды. Три срываются и уходят косо к тайге, а две предпочитают ринуться в иную стихию. Орлан низко кружит над водой, жадно озирая ее. Наконец появляется одна голова, неподалеку другая, он тут же бросается, но не бьет, а только пугает, и Утки снова ныряют. Орлан ждет. И быстрее замечает голову, готовую всплыть, хлопает крылами, Утка не успевает глотнуть воздуха и снова погружается, далеко ей не уплыть. И точно буквально в тот же миг она всплывает поблизости, измученная уже, разевает клюв, — и тогда Золотоглазый обрушивается на нее, его крючья на желтых лапах погружаются в воду, шерстят ее, ноги уходят тоже в воду, и он ударяется о воду брюхом и грудью, потом крылами… И когти сжимают на глубине тельце бьющейся судорожно Утки. Орлан мощным усилием вырывается из объятий ледяного Моря, поднимается над водой. И теперь у него как будто прибавилось крыльев. Четыре крыла, и два огромные машут величественно и ритмично, а два маленьких заполошно. Утка наконец наглоталась живительного воздуха, и она вся трепещет и истошно кричит, оповещая Всех о свершившемся. Орлан несет ее к Тайге, опускается на валун, озирается и рвет клювом напряженную шею. Голос Утки тут же пресекается, превращаясь в безмолвную горячую кровь, бьющую на валун. И Золотоглазый принимается поедать добычу. На валун летят перья, кусочки трубчатых костей, кровавые брызги. В крови и перьях лапы и клюв Золотоглазого.

А Золотое Око уже уходит к другим гнездовьям.

Насытившийся Орлан вытирает о валун сильный желтый клюв, спускается к воде и с наслаждением напивается. Взлетает. И еще успевает увидеть половину Золотого Ока, сейчас оно багрово, как кровь Утки.

Пока он летит к гнезду, Око исчезает.

Черноголовка встречает его тихим клекотом: «Рра-рроу». Он устраивается рядом. Вскоре ее тепло проникает сквозь его перья. А его тепло обдает Орлицу. Они сидят изваяниями на гнезде. Над Деревом там и сям сверкают отсветы тех гнезд, к которым ушло Золотое Око. Где-то на реке раздается плеск. Всхрапывает тревожно и грозно Лось, трещит валежник. «Ппырр!»

И снова все стихает, течет великой нескончаемой Рекой.

В один из ненастных дней Золотоглазый, спешно возвращаясь к гнезду, замечает на Горе Двух Гнезд живое Существо. Зигзаг Огня освещает деревянное гнездо на самой макушке Горы и это Существо, наблюдающее за злыми Матерями Дождей, устроившими свару на Морем и Тайгой, и над Горами, и даже над Белыми Вершинами, — повсюду они сшибаются с хохотом-грохотом и бросают смертельный Огонь-Змею. Как и все остальные Птицы и Звери, Золотоглазый боится Матерей в такой игре и предпочитает куда-нибудь скрыться. Но сейчас любопытство пересиливает страх и Орлан в Дожде и Огне сворачивает, берет ближе. Да, это Беломордый двуногий. И он вдруг приставляет к своим глазам еще Глаза, черные, большие, поблескивающие. И они с Орланом глядят в упор друг на друга мгновение, и Орлан отворачивает и летит дальше к своей Реке.

Значит, на Горе Двух Гнезд снова они появились, Беломордые Поперечноглазые. На этой Горе у них два гнезда, одно на самой вершине, другое пониже, как у Орланов. Золотоглазый сейчас занял бы второе гнездо, зачем лезть прямо в склоку Матерей, пыхающих своими Змеями-Огнями?

Золотоглазый быстро летит под Дождем. Огонь и взрывы хохота Матерей его подгоняют. Тайга внизу мечется, хрипит. Море позади грозно рокочет и ломает последние льдины. Золотоглазый снижается. Вода струями стекает с него. Он летит над сумеречной Рекой. Видит Дерево и подлетает к гнезду. В нем Орлица раскинула крылья, оберегая Белогорлышей. Они в страхе примолкли, не встречают Орлана обычным писком. Молчит и Орлица. Орлан опускается рядом и кладет Рыбу. На этот раз Рыба уже давно мертва, ее выбросило на берег, может, кто-то неудачно на нее охотился. Орлица начинает рвать ее, и тогда Белогорлыши все-таки подают голоса. Орлица быстро кормит их мелкими кусочками, ест и сама. С вонючей Рыбой покончено, и Орлица снова стремится обнять все гнездо. Золотоглазый тоже растопыривает крылья, прикрывая одним Черноголовку. Теперь дождь скатывается с этого гнезда, укрытого крыльями, и Белогорлышам ничего не грозит.