Вопреки моим ожиданиям, основанным на близком знакомстве с финансовым состоянием Фростов, квартира на Шестьдесят пятой улице оказалась не такой уж роскошной. В некотором шике ей, впрочем, нельзя было отказать: стена в прихожей вся в зеркалах, включая дверцу шкафа, куда я повесил пальто; в гостиной – стулья и столики с хромированными ножками; богатая обивка; портьеры благородного темно-красного цвета; кованая металлическая решетка перед камином, который, судя по всему, не использовался; картины маслом в модных серебряных рамах.

В общем, квартира произвела на меня не такое унылое впечатление, как ее обитатели. Дадли Фрост расположился в большом кресле у стены рядом со столиком, на котором стояли бутылки виски, графинчик с водой и пара стаканов. Перрен Джебер, засунув руки в карманы, маячил у окна в другом конце комнаты к нам спиной. Когда мы вошли, он повернулся, а мамаша Елены направилась в нашу сторону, недоуменно глядя на меня.

– О, – выдохнула она, поворачиваясь к дочери, – ты пригласила…

– Да, мама, – решительно кивнула Елена и с вызовом вздернула подбородок, чтобы не потерять самообладания. – Вы все знаете мистера Гудвина. Видели его вчера утром во время этих конфетных дел с полицией. Я попросила мистера Ниро Вульфа взяться за расследование смерти дяди Бойда, и он согласился. А мистер Гудвин работает у него.

Дадли Фрост зарычал из своего угла:

– Лу! Подойди-ка сюда! Черт побери, что это за чушь?!

Луэллин поспешил к отцу, чтобы остановить начавшееся словоизвержение. Перрен Джебер подошел к нам и улыбнулся.

– Ба! Да это тот самый молодой человек, который не выносит сцен. Помнишь, Калида, я тебе о нем рассказывал? – Он перевел взгляд на мисс Фрост. – Елена, дорогая моя! Ты наняла мистера Вульфа? Хочешь выступить в роли эринии? Которой из них – Алекто, Мегеры или Тисифоны? Но я не вижу змей у тебя в волосах[3]. Так, значит, за деньги можно купить все, что пожелаешь, даже месть?

– Перестань, Перрен, – остановила его мисс Фрост. – Я не собираюсь покупать месть. – Елена слегка покраснела. – Я уже говорила тебе утром, Перрен, ты просто невыносим. Не доводи меня опять до слез, а то я… Да, я наняла мистера Вульфа, и мистер Гудвин пришел поговорить с вами.

– Со мной? О Бойде? – Перрен пожал плечами. – Ну, если ты настаиваешь, то ради бога, только на многое он пусть не рассчитывает. Полицейские были здесь почти целый день, и я вдруг понял, как мало, в сущности, знаю о Бойде, хотя и знаком с ним больше двадцати лет.

– Я уже давно привык на многое не рассчитывать, – ответил я. – К тому же вы все равно ничего толком не скажете. Мистер Вульф поручил мне поговорить и с вами, миссис Фрост. И с вашим деверем тоже. Мне придется кое-что записать, а когда я пишу стоя, то у меня пальцы сводит…

Миссис Фрост кивнула.

– Думаю, здесь вам будет удобно.

Она направилась к креслу, где сидел Дадли Фрост; я последовал за ней. Ее спина смотрелась что надо, и вообще для своего возраста она сохранила неплохую фигуру. Луэллин принялся пододвигать стулья. Джебер принес себе стул сам. Все расселись, я вытащил свой блокнот, карандаш и обратил внимание, что Елена все еще старается держать подбородок повыше, хотя ее мать уже остыла.

Первой заговорила миссис Фрост:

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Гудвин, что для нас это ужасная трагедия. Мы ведь все старые друзья мистера Макнейра. И нам отнюдь не доставляет удовольствия говорить о его кончине. Я знала его всю свою жизнь, с детства.

– Понимаю. Вы родом из Шотландии?

Она кивнула.

– Макнейр говорил нам об этом. – Я быстро оторвал глаза от блокнота, надеясь сразить жертву.

Но она лишь спокойно кивнула в ответ на мой стальной взгляд.

– Да-да. Из того, что говорил полицейский, я поняла, что Бойден довольно много рассказал мистеру Вульфу о своей молодости. Конечно, у вас есть преимущество – вам известно, что именно он счел нужным сказать мистеру Вульфу. Я, естественно, знала, что Бойден не вполне здоров… его нервы…

– Он был, если можно так выразиться, совсем развалина, – вставил Джебер. – Очень плох. Потому-то я и сказал полицейским, что это наверняка самоубийство.

– Да он под конец просто спятил! – рявкнул Дадли Фрост. – Я же рассказывал, что он вчера выкинул! Он поручил своему адвокату затребовать отчет о состоянии наследства Эдвина! На каком основании? Он что, крестный отец Елены? Просто невероятно и абсолютно незаконно! Я всегда знал, что он сумасшедший!

Поднялся гвалт. Миссис Фрост возражала горячо и решительно, Луэллин – со сдержанным раздражением, Елена ограничивалась неопределенными восклицаниями. Перрен Джебер вытащил сигарету, спокойно оглядел всех и кивнул мне так, будто только нам двоим был известен некий забавный секрет. Я перестал писать, а просто слушал и наблюдал.

Дадли Фрост гнул свое:

– Да он полный псих! Почему бы ему и не наложить на себя руки, черт побери? Елена, дорогая, ты прекрасно знаешь, я души в тебе не чаю, но я просто не могу уважать твою любовь к этому ничтожеству только потому, что его больше нет в живых! Мы были глубоко безразличны друг другу. Какой же смысл строить тут что-то из себя? А то, что ты притащила сюда этого типа…

– Отец! Ну хватит же! Прекрати…

– И полбутылки как не бывало, – как бы между прочим заметил Перрен Джебер.

Миссис Фрост, сидевшая теперь с плотно сжатыми губами, пристально посмотрела на него.

Я наклонился к Дадли Фросту и заорал:

– Что случилось? Где болит?

Он вздрогнул и свирепо уставился на меня:

– Где болит что?

Я довольно ухмыльнулся:

– Да нет, ничего. Просто хотел узнать, как у вас со слухом. Думаю, он прорежется, как только я уйду. Но будет все-таки лучше, если вы позволите мне сейчас задать несколько дурацких вопросов и кратко, но по возможности искренне ответите на них.

– Мы уже ответили на них! Ответили на все дурацкие вопросы, какие только можно придумать. Уже битый день этим занимаемся. И все из-за того, что это ничтожество Макнейр…

– Хорошо. Что он был ничтожество, я уже записал. А вот вы обмолвились насчет самоубийства. Что могло подтолкнуть его к этому?

– Откуда мне знать, черт побери!

– Значит, вот так сразу объяснить не можете?

– А я и не хочу ничего объяснять. Этот тип был не в себе, я всегда говорил. Я говорил это еще больше двадцати лет назад в Париже, когда он развешивал на проволоке яйца, раскрашивал их и называл все это мирозданием!

Елена больше не могла сдерживать себя.

– Дядя Бойд никогда…