— Вы должны простить меня, дорогой. Эти люди навсегда отравлены властью. Я должен уйти.

— А я говорю, что вы не уйдете, — сказал Джек с улыбкой.

— А я говорю, что уйду.

— Знаете ли вы, мой дорогой Стивен, что вы не можете приходить и уходить когда вам заблагорассудится? — произнес Джек Обри, откинувшись на спинку кресла и глядя на доктора со спокойным торжеством. — Разве вы не знаете, что вы подчиняетесь законам военного времени? Что, если вы даже пошевелитесь без моего разрешения, я буду вынужден поставить против вашего имени букву «О», то есть отказник, арестовать вас, заковать в кандалы и самым суровым образом наказать? Что вы скажете, если вас самих отстегают по ногам, а? Вы даже не представляете себе, каковы полномочия капитана военного корабля. Так что не надо говорить лишнего насчет опьянения властью.

— Значит, мне нельзя сойти на берег?

— Конечно, нельзя, и поставим на этом точку. Вам следует разложить койку и лечь. — Он замолчал, чувствуя, что следовало закончить разговор менее жестко. — А теперь позвольте рассказать о нашей встрече с этим ничтожеством Хартом…

— Поскольку, как я понял, мы должны задержаться здесь на какое-то время, вы не будете возражать, если я возьму несколько дней отпуска. Помимо всех прочих соображений, я должен отвезти на берег своего сумасшедшего и пациента со сложным переломом бедра. Госпиталь в Дувре совсем рядом — очень удобный порт.

— Разумеется, — воскликнул Джек, — если вы дадите слово, что не сбежите и избавите меня от необходимости гоняться за вами с отрядом — posse navitatum[41].

— А когда попаду на сушу, — мстительно произнес Стивен, — то съезжу в Мейпс Корт.

— Некий господин желает видеть мисс Уильямс, — объявила служанка.

— Кто это, Пегги? — воскликнула Сесилия.

— По-моему, это доктор Мэтьюрин, мисс.

— Сейчас же иду, — отозвалась Софи, бросив в угол свое шитье и мельком глянув в зеркало.

— Он, должно быть, ко мне, — заявила Сесилия. — Доктор Мэтьюрин — мой кавалер.

— Какие глупости, Сисси, — отозвалась Софи, сбегая вниз.

— У тебя и без того есть один, нет, даже двое, — прошептала Сесилия, схватив ее за руку в коридоре. — Не можешь же ты иметь трех. Это несправедливо и неприлично! — прошипела она, закрыв дверь за Софи, которая невозмутимо направилась в малую гостиную.

— Какое счастье видеть вас, — произнесли они одновременно, с видом совершенного удовольствия, так что посторонний наблюдатель поклялся бы, что встретились любовники или, по крайней мере, связанные особыми отношениями заговорщики.

— Матушка будет разочарована, что не застала вас, — сказала Софи. — Она отвезла Френки в город, чтобы подравнять бедняжке зубы.

— Надеюсь, миссис Уильямс и Сесилия здоровы? Как чувствует себя миссис Вильерс?

— Дианы здесь нет, но остальные вполне здоровы, спасибо. А как вы, как капитан Обри?

— Расцветаем, расцветаем, спасибо, дорогая моя. Вернее сказать, я расцветаю. Джек в несколько затруднительном положении, он получил новый корабль, экипаж которого состоит из висельников, собранных со всех тюрем королевства.

— Вот как! — воскликнула Софи, всплеснув руками. — Верно, ему приходится много работать. Попросите его, чтобы он хоть немного поберег себя, доктор Мэтьюрин. Вас он послушается. Иногда мне кажется, что вы единственный человек, чье мнение для него важно. Но наверняка матросы должны любить его. Помню, как бодро и радостно ваши славные матросы в Мелбери Лодж выполняли все его распоряжения. И он был так добр с ними — ни одного грубого или повелительного слова, — вы знаете, как некоторые помыкают своими слугами.

— Думаю, скоро и новая команда полюбит его, оценит его достоинства, — отвечал Стивен. — Но пока что у нас все вверх дном. Правда, на борту есть четыре ветерана с «Софи», и его бывший рулевой записался к нам волонтером. Для Джека это большое утешение.

— Я могу понять, почему они готовы следовать за ним куда угодно, — сказала Софи. — Мужественные парни, им так идут их косицы и башмаки с пряжками. Но скажите мне, неужели «Поликрест» так уж плох?.. Адмирал Хеддок говорит, будто он не сможет плавать. Правда, адмирал порой любит нас припугнуть, такая уж у него натура. По его словам, у этого корабля два грота-марсель-рея. Причем он сказал это с такой презрительной усмешкой. Мне с ним трудно. Это не значит, что сэр Хеддок человек недобрый; но ведь нельзя говорить так легкомысленно о таких важных вещах и утверждать, что судно обязательно потонет. Ведь это неправда, доктор Мэтьюрин, верно же? А два грота-марсель-рея лучше, чем один?

— Я не моряк, как вам известно, дорогая моя, но я тоже так считаю. Правда, судно это необычное, со своими причудами, и у него есть привычка идти назад, когда необходимо двигаться вперед. Другим морякам это кажется забавным, но, похоже, не доставляет удовольствия нашим офицерам и матросам. Что касается плавучести «Поликреста», то можете успокоиться на сей счет. Мы попали в девятидневный шторм, которым нас унесло в самую бурную часть Канала, где мощные волны задали нам жесточайшую трепку. Ломались детали рангоута, стрелы, рвались тросы; но судно все это выдержало. Не думаю, чтобы Джек уходил с палубы больше чем на три часа. Помню, как он, привязавшись за пояс к битенгам, стоя по пояс в воде, помогал рулевому удерживаться на курсе. А заметив меня, он произнес: «Корабль еще поживет». Так что можете за него не беспокоиться.

— О боже, о боже, — негромко проговорила Софи. — Надеюсь, он хотя бы питается хорошо, чтобы поддержать свои силы.

— Нет, — с большим удовлетворением произнес Стивен. — Этого нет. Я рад, что он плохо питается. Сколько раз я ему говорил, когда коком у него был Луи Дюран, что он копает себе могилу собственными зубами: ел он много, очень много, причем три раза в день. Теперь кока у него нет; питается он так же, как и все остальные, и это ему на пользу. Он потерял в весе почти тридцать фунтов. Как вам известно, теперь он очень беден и не имеет возможности отравлять себя, губить свое здоровье. Правда, он также не может отравлять и гостей, что очень печалит его. Он больше не держит открытого стола. Но вы, дорогая моя, как вы себя чувствуете? Мне кажется, что вы больше нуждаетесь во внимании, чем наш герой. — Все это время доктор внимательно приглядывался к ней и заметил, что чудесный цвет ее лица несколько поблек. В глазах были усталость, печаль, их былой блеск исчез, в ней словно бы оборвалась какая-то внутренняя струна. — Позвольте мне взглянуть на ваш язык, дорогая, — произнес он, взяв кисть девушки. — Мне нравится запах вашего дома, — заметил Стивен, привычно отсчитывая удары пульса. — Не фиалковый ли это корень? У нас дома в моем детстве повсюду был развешан фиалковый корень. Вы слышали его запах, едва открыв дверь. Вот, вот, так я и думал. Вы слишком мало едите. Какой у вас вес?

— Около ста восьмидесяти фунтов, — понурив голову, отвечала Софи.