комнату, становилось ясным, острым, живым, восприимчивым к боли, и тут уж он начинал тихонько стонать. С какого-то момента боль утихла. Вернее, она стала другой. Ноющей. Она распространилась на все тело, от ступней до макушки, но при этом, утратив конкретную локализацию, притупилась и теперь была вполне себе терпимой. И вместе с этой новой, окутавшей все тело болью пришло и еще кое-что. Осознание. Ясное, как чувство голода, тошноты, усталости, желание помочиться или выспаться.

Токарь чувствовал, что умирает.

Слабый лунный свет вырисовывал очертания Нины, сидящей на стуле в глубине комнаты. Она сидела неподвижно, и привыкшими к темноте глазами Токарь видел ее каменное лицо.

Внезапно она улыбнулась.

– Хочешь есть?

Токарь не ответил.

– Ах да, – спохватилась девушка, – тебе, наверное, нельзя.

– Ты не собираешься звонить моему доктору.

Нина встала со стула, приблизилась к Токарю и присела на колени рядом с ним. Она смотрела на него с грустью и нежностью. Нагнулась, чтобы поцеловать. Токарь хотел отстранить ее, поднял руку, но девушка отвела ее в сторону и беспрепятственно поцеловала в окровавленные губы.

– Ты вообще не будешь звать никакого доктора, верно?

Глядя на него все с тем же выражением нежности, Нина медленно помотала головой.

– Но… почему? Я не понимаю.

– Потому что он все испортит. Начнет греметь всеми этими железяками, зажимами, пинцетами.

– И спасет мне жизнь, – Токарь говорил осторожно, старясь подбирать правильные слова, чтобы достучаться до затуманенного сознания своей любимой. – Разве ты этого не хочешь? Ждешь, когда я истеку кровью?

– Да нет же! – живо ответила Нина. – Не в этом дело. Своим приездом он разрушит магию этой ночи, которая бывает только раз в жизни. Я не подстраивала ее, я лишь слегка к ней направляла, не зная, как она будет выглядеть и когда настанет, через неделю, месяц, год. Но я готова была ждать. Слушать твою поганую музыку, твои рассуждения о жизни, терпеть побои и унижения, – Нина сладко облизнула губы, – последнее мне даже нравилось.

Девушка ненадолго замолчала и неожиданно заговорила о другом. Она сказала с теплотой:

– Иногда мне казалось, что ты мог бы измениться, и тогда ничего бы этого не было, я бы вызвала тебе доктора, и… – но тут нежные, почти любовные нотки в ее голосе исчезли, вернулась игривость, и она, оборвав мысль на полуслове, снова сменила тему. – Но большую часть нашего приключения я умирала от ненависти и невыносимой тоски. Какая же это мука, милый, находиться с тобой рядом, разговаривать с тобой, слушать твою убогую речь, пропитанную презрением ко всему прекрасному. Но были и свои плюсы. Секс. Конечно, это было глупо с моей стороны, опасно, но оно того стоило. Я могла бы прекратить все это раньше. Например, всадить в тебя иглу из твоих же пистолетиков – ну да, я рылась в твоих вещах, ну прости меня, – только я же не знала, как они действуют и вообще для чего тебе понадобились. Может, я бы убила тебя ими, и что тогда?

Она вернулась к столу, уселась на него.

– Но дело даже не в этом. Я давала тебе шанс. Мне нужно было точно знать, есть ли в тебе человек, понимаешь? И поэтому я решила ждать, чтобы узнать тебя получше, постараться разглядеть в глубинах твоей черной души хоть что-то хорошее. Напрасно.

Нина закинула ногу на ногу и закурила.

– Да, я готова была терпеть сколько угодно. Но эта ночь, эта чудесная, волшебная ночь, наступила сегодня.

Нина вздохнула.

– А ты хочешь, чтобы ее кто-то испортил, милый. Помешал нам остаться вдвоем.

– Ты не в себе. Это шок. Сильнейший стресс из-за всего, что тут произошло. Это пройдет. Мы…

– Ты правда так думаешь? – перебила его девушка.

– Ну конечно! – немного оживился Токарь, решив, что ему удалось ухватиться за спасительную соломинку. – Со мной тоже…

Но девушка снова его перебила.

– Да нет, нет, я не о том, – замахала она руками. – Ты правда думаешь, что у меня шок от того, что вы тут устроили? Что я спятила из-за вот этого куска дерьма, которого ты зарезал? – Нина швырнула окурок в тело Винстона. – Или из-за несчастной Марины? Ну какой же ты у меня глупенький!

Нина спрыгнула со стола, закружилась на месте, раскинув руки в стороны. Веселый, беззаботный смех зазвенел на весь дом.

– Ну конечно же! Конечно, я не в себе! Ну и что? Быть не в себе давно уже стало нормой.

Она споткнулась о закоченевшую ногу Винстона и, хохоча, повалилась на пол. Подползла к Токарю. Горячо зашептала.

– Можешь, например, вот ты с уверенностью сказать, что психически здоров? Что ты в себе?

– Нина…

– Нет-нет-нет, подожди. Я хочу разобраться, – глаза ее заблестели, как у заядлого спорщика. – Это очень хороший вопрос, тебе так не кажется? – она вскочила на ноги и, расхаживая по комнате, принялась загибать пальцы. – Ты убиваешь людей, грабишь людей, смешиваешь их с навозом. Оперируя какими-то чудовищными тезисами, ты ломаешь их, превращаешь в своих рабов…

Нина замолкла, перехватив взгляд Токаря. ТТ лежал на полу рядом с кроватью, тускло отражая лунный свет.

– Ой, котенок, да перестань, – девушка подняла пистолет, небрежно швырнула его в дальний угол комнаты и продолжила: – От твоей философии даже у маньяка волосы встанут дыбом. Давай разберем, а ты поправь меня, милый, если я что-то перепутаю, хорошо?

– На хер иди.

Нина притворно надула щеки.

– Ой-ой-ой, ты такой бука. Ну ладно. Итак. Ты считаешь, что я чокнутая, тогда как свое поведение ты находишь вполне нормальным, даже естественным. Например, для тебя вполне нормально зарабатывать на жизнь путем грабежа, вымогательства или разбоя. Главное – соблюдать возрастной ценз. Проломить череп студенту – почему нет?! Пенсионерке – табу. То есть убивать, в общем-то, можно. Но только выборочно. Или, упаси тебя боже, переступить закон по статье «изнасилование», но вот трахать всю ночь напролет проститутку, а под утро вышвырнуть ее вон, не заплатив ни копейки, да еще, может быть, съездить ей пару раз ногой в живот – это пожалуйста. Можно и даже нужно брать все даром – ведь прав тот, кто сильнее. Ничего страшного в том нет, если переломать руки и ноги какой-нибудь «нечисти» за то, что волосы на его башке выкрашены в красный цвет, а в носу красуется пирсинг. Такое дерьмо заслуживает этого, правда? Да, это забавно…

И хотя голос ее звучал дружелюбно, будто она перечисляла список новогодних покупок, Токарь слышал ненависть в каждом сказанном ею слове так ясно, что сомнений не осталось.

– Ты ненавидишь меня. Но за что? За что, твою мать?! Я готов