— И что мы с этим «толстяком» делать будем?

— Я же сказала — не знаю. Теперь твоя очередь что-то выдумать. Если честно — я хочу отдохнуть. Хоть картошку чистить, хоть котлы мыть, но у меня нет сил бегать опять по лесам. Да и мальчишкам, и тебе тоже поспать бы. Самурай хоть и хорохорится, а ведь ранен же. Батя, опять же…

— Давай я ему скажу, что мы Группа Ставки. Добьюсь содействия.

— Знаешь, что он сделает? Во-первых — не поверит. Не может, по его логике, в состав такой группы входить женщина. Во-вторых — потребует подтверждения, а пока будет связываться с командованием, позапирает нас к такой-то матери в землянки. Мне за него перед теми пацанами, что нас через болото почти на себе вытащили, стыдно будет… Ну придумай что-нибудь… ты же умница, СБ.

— Ой, товарищ Летт… Ника Алексеевна… ставите вы задачки! — хмыкнул мой собеседник. — И не откройся, и в то же время добейся содействия. Что же вас тревожит? Подозреваете его?

— Нет. Но знаешь, не могу пока понять, что же происходит.

— Обиделись на него?

— Может, и обиделась, но уж точно за это убивать не буду За ним как-никак люди идут. А ты выясни все-таки, поговори с людьми…

— Товарищ Летт! — на этот раз уже улыбки не было. — Давайте вы не будете учить меня выполнять мою работу!

Вот все-таки ежик! Распустил колючки!

— Не буду… товарищ Служба Безопасности! Извини…

— Да нет, ничего… просто вы правы. С этим надо поработать. Я займусь, не волнуйтесь…

— Спасибо. И спокойной ночи. Давай уже баиньки. Завтра будет день и будет пища.

Степан

— Товарищи офицеры! Командование поздравляет нас с выполнением боевой задачи. Кроме того, получен приказ на отход за линию наших войск.

Мелькнувшая тень облегчения на лицах присутствующих сменяется на обычное озабоченное выражение — отдать приказ гораздо проще, чем его выполнить. Сколько сил за эти дни мы потратили, чтобы оставаться здесь! Оставаться, несмотря на методическое выбивание нас немцами, несмотря на постоянные бомбежки, от которых не спасают ни истребители, ни зенитки, — оставаться, несмотря ни на что.

И вот теперь — приказ отходить. Нетривиальная задачка, особенно если учесть, что нас окружают замечательные люди. Немецкие танкисты и мотопехота, вместе с пехотой обычной, а также авиацией и артиллерией заметят наше движение достаточно быстро. И, разумеется, приложат все силы, чтобы мы остались здесь. Навечно. Не очень веселая перспектива, не находите?

На совещании было принято решение прорываться ночью. Однако в течение дня немцы продолжали давить по всему фронту, поэтому выдернуть части из боевого соприкосновения с противником удалось только с наступлением темноты. Это закономерно привело к задержке начала движения потрепанной в боях механизированной группы. Построение избрали аналогичное тому, которое использовалось при прорыве летом.

…Мерный рокот двигателя и духота внутри машины клонят в сон. Колонны движутся под покровом темноты, стараясь не выдать себя случайной вспышкой фар или просто карманного фонарика. А меня бьет озноб — по субъективным ощущениям, температура градусов тридцать восемь с копейками. Это последствия ранения, вернее, моего довольно наплевательского к нему отношения. На последней перевязке рана выглядела гораздо хуже, чем на предыдущей. Ладно, это уже неважно — скоро выйдем к своим, а там можно и в госпиталь, как полагается. Сон, отдых, регулярные, а не когда придется, перевязки — и через три-пять дней буду здоров, как молодой кабан.

Из-за задержки с выходом к рассвету мы оказались совсем не там, где предполагалось. С закономерным итогом, немцы таких просчетов не прощают.

— Группа самолетов, курс… скорость… высота… — это по нашу душу, «лаптежники», чтоб их создателю до конца дней в ухо сирена гудела. Зенитки парами сходят на обочину, готовясь устроить горячий прием прорвавшимся самолетам. Их мало — досталось нам за эти дни качественно. Колонна же расползается, чтобы иметь возможность маневра. Танки парами тоже готовятся принять участие во всеобщем веселье. С машин сыпанула в стороны пехота, залегая и направляя к небесам стволы винтовок и пулеметов. Ну-с, камрады из воздушных сил, ваш выход.

…Вой сирен почти не слышен за ревом «Вязов». Спустя несколько секунд их партию подхватывают крупняки, а спустя еще какое-то время — пехота. Потеряв ведущего, «юнкерсы» ломают строй и беспорядочно отходят. Что-то они сегодня быстро. Странно…

Додумать эту мысль мне не даст внезапное появление второй волны самолетов. Низко, едва не цепляя верхушки деревьев, идут «штуки» с двумя мандолинами под крыльями. Отчаянный вой привода, стремящегося развернуть башню против новой опасности, и мгновенное понимание, что мы не успеем. Ведущий немцев уже нас видит, уже целится, уже стреляет…

…Серия тридцатисемимиллиметровых снарядов ударила по башне и корпусу ЗСУ. Вышли из строя привода наведения, и спарка стволов безвольно поникла. Запоздалые очереди остальных установок свалили троих, заставив других прекратить атаку. Установка потеряла вооружение, но сохранила возможность двигаться, благо механик-водитель не пострадал. Из башни расстрелянной самоходки подбежавшие солдаты извлекли потерявших сознание и окровавленных, но живых наводчика и командира зенитчиков, майора Сергеева.

Водители (где-то на юге)

Колонна грузовиков и топливных «наливняков», относящихся к 17-й танковой дивизии, готовилась к маршу в сторону фронта. Пока же водители, интенданты и приданные им бойцы ждали сопровождение. Вообще организация доставки грузов в прифронтовой полосе летом 1942-го претерпела определенные изменения. Даже название у этой процедуры было новое — «проводка конвоя». Уже подошел взвод легких Т-52, распределился вдоль колонны. Уже подошла небольшая группа пехоты — два некогда крытых грузовика (брезент снят, на крыше кабины стоит пулемет, бойцы сидят на двух скамейках, расположенных вдоль оси кузова лицами к бортам), три джипа (один из них с длинными усами рации), шесть мотоциклов, из которых четыре с колясками и два легких. Вот подошла машина ВНОС, такие стали сопровождать каждую крупную колонну с момента прорыва немцев южнее Смоленска: гитлеровцы отчаянно стремились захватить господство в воздухе, хотя бы локальное, а РККА, соответственно, старалась этого не допустить. А колонна все еще чего-то ждала.

— И чего мы тут кукуем? Чего ждем? — нервничал молодой белобрысый парень лет девятнадцати с «чистыми» погонами и петлицами автобата.

— Ночи, — не отвлекаясь от сосредоточенного сворачивания самокрутки, отозвался интендант — сержант с седыми висками и морщинистым загорелым лицом.

— Какой еще ночи?! Нам приказано — вернуться как можно быстрее!

— Вот именно — вернуться. А для этого нужна ночь, — сержант вздохнул. — Вот только не дадут нам до ночи загорать. «Зонтик» дождемся и поедем.

Пожилой боец приступил к такому же тщательному раскуриванию «козьей ножки».