Конъюнктурные попутчики рано или поздно обнаруживают свое истинное лицо. На всех пленумах ЦК, где речь шла о смещениях, персональных столкновениях, докладчиком назначался Суслов. Он выступил «застрельщиком» в истории с антипартийной группой Молотова, с маршалом Жуковым, секретарем ЦК Фурцевой, наконец, получил вожделенную возможность покарать и самого Хрущева. Его речь на октябрьском Пленуме ЦК 1964 года, полная прямо-таки садистского удовлетворения, раскрыла в нем человека мелкого, не забывшего ни одного упрека в свой адрес и не простившего никому даже самого малого неповиновения. Еще одна перемена декораций, еще одна смена табличек в коридорах властей, а он цел. Оставалось «прислониться» к Брежневу.

Суслов быстро понял, чего хочет дорогой Леонид Ильич: стать любимым вождем партии и народа. Пирамида власти, какой ее представлял Суслов, непременно должна была увенчиваться единственным креслом. Работа закипела. Мои собратья по профессии, поверившие, как и я, в демократические, коллегиальные принципы руководства, после октябрьского Пленума ЦК в 1964 году стали убеждаться в том, что ошибались. Смена декораций шла неспешно, втихую, но вполне целеустремленно. Сменились главные редакторы почти всех центральных газет и журналов, радио и телевидения, венцом «очистительного» разгрома стала история «Нового мира» Александра Твардовского. В 1971 году строптивого главного редактора принудили подать в отставку.

Уже к началу 70-х, а затем по нарастающей взвинчивались идеологические страсти вокруг имен многих литераторов, деятелей театра, кинематографа, художников. Суслов делал это и при Хрущеве, многое успел и тогда, но действовал с опаской: а вдруг очередной разгром сорвется? Случалось и такое. А тут стало проще.

Темы XX и XXII съездов исчезали под грифом «секретно». С громадным трудом пробивались через издательства, многочисленных цензоров книги, спектакли, фильмы, созданные в духе 60-х годов.

Полки в хранилищах ломились от арестованных, запрещенных лент. Режиссеры Алексей Герман, Элем Климов, Андрей Тарковский, Кира Муратова и многие другие оказались не у дел. Запрещали даже фильмы о Ленине.

Так случилось с четырехсерийной телевизионной лентой, снятой по сценарию Михаила Шатрова. Фильм показали лишь в 1987 году. Да и уцелела картина случайно. Приказано было смыть пленку, чтобы не осталось никаких следов. Дикое приказание рискнул не выполнить лаборант.

Наверное, не мне быть судьей Суслова, найдутся более объективные исследователи.

С неугодными в пору сусловского идеологического диктата поступали решительно. Клеймо «диссидент» приклеивалось каждому, кто не клонил головы, не хотел рабского унижения. Именно в ту пору началась третья волна эмиграции. Часто насильно отправляли за границу, не подтверждали обратных виз. Способов избавиться от строптивых существовало множество. Мы знаем теперь, какой болью наполнены судьбы тех, кто прощался с Родиной вынужденно, как дорого обошлась эта безнравственная акция всей нашей культуре.

Не привожу имен: их было бы слишком много. Путь домой и теперь не прост. Иных уж нет. Все чаще читаем мы короткие некрологи: Виктор Некрасов, Андрей Тарковский, Александр Галич. И все-таки изгнанники возвращаются к нам.

Но вот ведь что интересно. С необычайной активностью и во многом справедливо говорится и пишется теперь о грубости и некомпетентности Хрущева по отношению к тем или иным деятелям науки, культуры, литературы, искусств. А Суслов? А Леонид Ильич с его дежурной фразой: «Обратитесь к Михаилу Андреевичу»? Будто и не было за ними никакой вины, а так – «текущая работа» во имя укрепления идеологических позиций развитого социализма.

Я спросил как-то Александра Бовина, осведомленного о взаимоотношениях «наверху» в 70–80-е годы, как могли сойтись Брежнев и Суслов? По прежним временам я хорошо знал неприязнь этих людей друг к другу, их несовместимость во всем. Брежневу претило ортодоксальное чванство Суслова, его пуританизм, равнодушие к земным радостям. «Брежнев считал Суслова, – ответил мне Бовин, – человеком, во-первых, грамотным (?!), а во-вторых, не интриганом».

Конечно, если ты произносишь речи, в которых иные слова тебе вовсе непонятны, важно иметь «грамотного» человека под рукой. Что касается любви или нелюбви к интригам, тут Брежнев выдавал желаемое за действительное. Хотя он сам был в этом отношении виртуозом.

Я уже говорил, что это испытали на себе почти все члены Политбюро, которые поддержали его в столкновении с Хрущевым. В течение первых же лет своего «правления» он тихой сапой отстранил от дел Председателя Совета Министров РСФСР Воронова, первого секретаря ЦК партии Украины Шелеста, первых заместителей председателя Совета Министров СССР Мазурова и Полянского, перед этим – Шелепина. Чуть позже он убрал и своих ближайших друзей и сподвижников – Председателя Президиума Верховного Совета СССР «сильного человека» Подгорного, взявшего на себя черную работу в заговоре, и не менее близкого друга – секретаря ЦК Кириленко. Не исключаю, что уже в последние месяцы своего пребывания у власти Брежнев добрался бы и до Суслова. Тот мешал уже не столько Брежневу, сколько тем, кто распределял посты на будущее. Суслов умер внезапно, в январе 1982 года. Сам уехал в больницу. Через несколько дней скончался. Мы ничего не знали о его болезни, причине спешной госпитализации. Помню, эта смерть вызвала недоуменные вопросы. Только из некролога мы узнали, что весь организм Суслова от мозга до сердца был склерозирован.

Думаю, неспроста в медицинском документе перечислялись хвори Суслова: обычное, дескать, дело, умер старый, очень больной человек.

Смерть Суслова, помпезные похороны на Красной площади.

Близилась к развязке еще одна полоса нашей истории. Кризис власти обозначался все резче. Но до решительных перемен было еще далеко, и я вернусь к хронике событий.

Время ткет полотно человеческого бытия как бы произвольно. И не часто мы задумываемся над тем, что жизнь и действия каждого человека – частичка исторического процесса. Из старой книги, которую я взялся перечитать, выпал выцветший листок бумаги. Вспомнил, что его передал мне во время визита во Францию Н. С. Хрущева незнакомый человек, назвавшийся другом нашей страны…

Над двумя гербовыми сургучными печатями слова: «Союз свободы». Чуть ниже – размашистые росписи коменданта батальона и префекта. 3-й дивизион батальона Сен Клу. Затем крупным шрифтом:

«ДИПЛОМ ВОЛОНТЕРА НАЦИОНАЛЬНОЙ ГВАРДИИ»

Патент выдан до того, как парижане сравняли с землей Бастилию – ненавистную цитадель насилия…

Но самое удивительное то, что диплом волонтера Национальной гвардии Парижа выдан русскому. «Мы, нижеподписавшиеся, – значится в нем, – заявляем, что данный диплом выдан господину Николаю Грачеву. Возраст 49 лет, рост 5 стоп, 1 локоть, 3 линии, волосы и брови – шатен, глаза – голубые, нос – длинный. Зарегистрирован 13 мая 1790 года, присвоено звание младшего лейтенанта Национальной гвардии Сен Клу, что и подтверждает ведомственный протокол…»

В наших исторических исследованиях имя Николая Грачева не встречается. По-видимому, русский волонтер был среди тех, кто штурмовал Бастилию, так как через одиннадцать месяцев после этого он получает высокое по тем временам звание младшего лейтенанта. Наполеон в ту пору только генерал.