Когда Гоша говорил, Валера чувствовал все его эмоции: и торжество, и страх, и боль, и сожаление. Псих одержал-таки верх над Щенком. Вот и торжествовал. Но впереди был пожизненный срок. И это его пугало. Когда он сядет, Валера останется без присмотра. Без помощи. Осознавать это было больно. А тех, кто умер, уже не вернуть. И того, кто погиб вместо Назарова, которого он хотел убрать с Валеркиной дороги. И Рамиля, к чьей смерти он не причастен. А особенно тех, кого он убивал, когда его мучили демоны…

О, как он страдал тогда от непрекращающейся жажды секса и крови! Игорь насиловал и убивал, усмиряя тем самым демонов внутри себя. Но те успокаивались ненадолго. И спустя неделю Игорь снова ощущал их голод. И снова выходил на охоту…

Когда он узнал, что последней его жертвой оказалась невеста Назарова (спасибо за это криминальным новостям!), то испытал чувство невероятного торжества. Бывают же такие совпадения! В городе столько девок, а ему попалась та, что «принадлежала» заклятому врагу его детства и юности. Но когда до Игоря дошло, что Назаров не только его давний недруг, но еще и мент, он испугался. Теперь за Спицей начнется настоящая охота, и если он не остановится, то его поймают и засадят в тюрьму до конца дней. Тогда Игорь придумал выход. Он украл в гараже какую-то ерунду, чтоб его за это осудили. Ему дали три с половиной года. И это радовало Игоря. Потому что в тюрьме он не мог охотиться на людей. Но демоны не оставляли его. И один раз он не выдержал – накинулся на одного блатного, которого ненавидел. Но жажду крови не смог утолить. Его мгновенно вырубили, а затем так отходили, что отбили почки и половые органы. Игорь после избиения стал импотентом. Но в этом оказалось его спасение. Едва его перестала мучить жажда секса, исчезла и жажда крови. И демоны оставили Игоря…

А те спицы, которые он на всякий случай приготовил, так ему и не понадобились! В том, что они все же стали орудием преступления, не его вина. На нем смерть семерых: назаровского товарища и тех, кого он убил тогда, когда его мучили бесы.

И это уже невозможно исправить…

К сожалению…

Последняя эмоция была такой сильной, что Валера заплакал. Гоша, увидев его слезы, отвернулся. Он тоже чувствовал своего друга. И не хотел распускать нюни перед Назаровым.

Лана стояла на платформе и задавала себе один и тот же вопрос: что я тут делаю?

Когда ее допросили и отпустили (из квартиры всех троих увезли в отделение), Милана отправилась не к себе домой, а на вокзал. Валера пытался увязаться за ней, он ждал ее на крыльце, но она прогнала его. Ей нужно было побыть одной. Прийти в себя. Успокоиться. Раскаяться. И подумать о завтрашнем дне. Лучше всего это делать вдали от городского шума. Поэтому, добравшись до вокзала, она села в первую подошедшую электричку и поехала в пригород.

Выйдя на каком-то полустанке, она хотела было пойти в лес, но передумала. Природа и свежий воздух ей не помогут – это очевидно. Лишь работа. Милана так привыкла «пахать», что чувствовала себя нормально, только когда что-то делала.

«Зачем я приперлась сюда? – раздраженно спрашивала себя Милана. – Надо было ехать в офис. Заниматься делами. Тогда бы и в себя пришла, и успокоилась. А раскаяться у меня нигде не получится. Ведь я не испытываю угрызений совести. Рамиль получил по заслугам. И сейчас, совершенно точно, горит в аду…»

Милана подошла к расписанию, висящему на столбе. Узнала, во сколько будет электричка на Москву, и стала ее ждать.

Прошло, наверное, минуты две, когда Лана заметила девочку. Та показалась из-за станционного домика. На вид ей было лет девять. Но, возможно, девочке едва исполнилось семь. Из-за высокого роста и полноты она казалась старше. Девочка брела, заливаясь слезами. Они текли по ее толстой мордахе, и воротник ее кофточки весь вымок. Милана сразу вспомнила свое детство. Как часто она вот так же горько рыдала, доведенная насмешками до истерики. И плакала она, как эта девочка, только тогда, когда оставалась одна. Чтоб никто не увидел ее слез!

Девочка тем временем дошла до железнодорожного полотна и остановилась, поставив одну ногу на рельс. Слезы продолжали литься из ее глаз, и она утирала их кулаками. Руки ее были грязными, поэтому на щеках тут же появились серые пятна. Но не это озаботило толстушку, а то, что в глаз что-то попало. Наверное, соринка. И его стало пощипывать. Девочка, вместо того чтобы утереть его подолом юбки, принялась орудовать кулаком еще сильнее, причиняя себе боль.

Милана так засмотрелась на девочку, что не сразу заметила мчавшийся на нее поезд. Маленькая толстушка тоже его не видела – ей было не до того.

– Девочка! – закричала Милана. – Девочка, уйди с путей!

Но та не слышала ее крика. Как и истошного гудка тепловоза. Машинист увидел человека на пути, но не успел остановить состав. Вот и нажимал на гудок, надеясь на то, что он вернет ребенка к действительности и заставит уйти с рельсов…

Но ребенок не уходил. Не слышал? Или сознательно оставался на путях, решив покончить с собой? Милана в детстве много думала о самоубийстве. Ей казалось, что конец ее страданиям придет только тогда, когда прекратятся ее земные дни. Она даже пару раз забиралась на чердак общежития, чтобы сброситься вниз. Но ее постоянно что-то удерживало от финального шага. Что именно, она точно не знала. Но совершенно точно не надежда. Милана не сомневалась в том, что ничего хорошего в ее жизни не предвидится. До тех пор, пока не познакомилась с Лешей Назаровым…

«И только за это я должна быть ему благодарна, – подумалось вдруг Лане. – Ведь если бы не он, я забралась бы на чердак в третий раз и тогда, возможно, сделала бы решительный шаг…»

Эти мысли пронеслись в голове с невероятной скоростью. Так же быстро, как поезд. Нет, быстрее. Ведь за те несколько секунд, что он достиг платформы, на которой она стояла, Лана успела принять решение.

«Если я сейчас спрыгну, то успею столкнуть девочку с рельсов. Однако не факт, что не пострадаю сама. Что же мне делать? Рискнуть собой ради ребенка? Но если я погибну, то множество детей останется без моей помощи. Моя жизнь против жизни этой маленькой толстушки. Чья ценнее? Наверное, моя. Но разве я могу даже во имя десятка, сотни детей принести в жертву одного?»

Тепловозный гудок оглушил Милану, вытеснив из ее головы все мысли. Ни о чем больше не думая, Лана спрыгнула с платформы и бросилась к девочке. Выставив вперед руки, она подлетела к ней. Толкнула в грудь. Толстушка потеряла равновесие, упала и скатилась с насыпи. Милане оставалось сделать последний прыжок, чтобы спастись самой. Она повернула голову в сторону поезда. Махина тепловоза неумолимо надвигалась на нее. Милана увидела лица машиниста и его помощника. Их расширившиеся глаза. Их открытые рты – видимо, они что-то кричали…

И все! Больше Милана ничего не увидела… В глазах у нее потемнело от нечеловеческой боли. Но боль тут же исчезла. И наступил покой.

Милану Черемушкину посмертно наградили орденом «За заслуги перед Отечеством». Ее именем были названы фонд помощи сиротам, новый детский дом и две девочки-подкидыша. Одна в Москве, вторая на Дальнем Востоке.