— Мы пытались определить, можно ли каким-нибудь образом качать воду под музыкальное сопровождение.

— Я прослежу, чтобы Фелисити поблагодарила вас при первой же возможности. Можно мне позаимствовать вашего брата на несколько минут?

Прежде чем последовать за Лейлой, Дунстан предупредил братьев:

— Не забывайте, о чем я вас просил. Держите глаза и уши открытыми. Дэвид, не отходи далеко от Джозефа. Не слишком усердствуйте с этим развлечением, просто убедитесь, что вас заметили интересующие нас лица.

Лейла только сейчас увидела изумруд, приколотый к галстуку юноши. Он покраснел под ее взглядом, но кивнул Дунстану.

— Что ты задумал? — шепотом спросила она, когда тот повел ее в оранжерею. Благодаря своим внушительным размерам ему не составило большого труда пробраться через толпу. Мужчины расходились в разные стороны при их приближении. Шепот раздавался им вслед, но он, казалось, совершенно не обращал внимания.

Дунстан пожал плечами в ответ на ее вопрос.

— Стараюсь наделать побольше шума.

— Чтобы все видели, что ты вернулся, — с кривой улыбкой заметила Лейла, когда они дошли до оранжереи.

— Я не собираюсь скрываться. Я должен вести себя либо как человек, который ни в чем не виноват, либо повеситься на люстре к всеобщему одобрению, — ответил он, увлекая ее за собой в открытые двойные двери в зимний сад.

— Тот изумруд принадлежал Силии?

— Похожий. Это стекло. — Дунстан поймал ее локон, накрутил его вокруг пальца и потянул Лейлу к себе. — Я не чувствую себя обезьяной в маскарадном костюме, когда ты рядом, и я думаю только о тебе.

Лейле было очень приятно слышать от Дунстана подобные признания. Хотя она прекрасно понимала, что ему нелегко было говорить о своих чувствах. Может, у него кружилась голова и путались мысли точно так же, как у нее.

— Ты потанцуешь со мной немного позже? — шепотом попросила она.

Дунстан расслабился и улыбнулся, ведь Лейла не подсмеивалась над ним и не читала нотаций.

— С удовольствием, если ты проследишь, чтобы это был контрданс, — согласился он. — С ним я справлюсь, не оттоптав тебе ног. Ты знала, что твой племянник часто посещал ту же самую компанию, что и Силия?

— Нет, но мне следовало бы догадаться, если она развлекалась с подобными Викхаму и лорду Джону. Они приглашены сегодня вечером. Кто еще в твоем списке?

— Таунсенд и любой из этой толпы. Но так как нам не известен мотив, то трудно определить, кто. Кого из них она могла шантажировать?

— Можно с гостями я буду говорить о Силии пренебрежительно? Это поможет проверить, могу ли я чувствовать запах страха и выяснить, как использовать эти знания. А ты смотри внимательнее и прислушивайся по мере возможности.

Дунстан заглянул в глубокое декольте Лейлы и застонал.

— Я, без сомнения, буду наблюдать внимательно, но не ради Силии. Много не улыбайся мужчинам, иначе я объявлю на весь мир, что ты принадлежишь только мне одному.

Его собственничество удивило Лейлу, но Дунстан, в свою очередь, принял как должное сорвавшиеся с ее губ слова:

— Я полагаю, тебе отлично известно, что мои улыбки другим мужчинам ничего не значат.

— У меня нет опыта общения с женщинами, так что не проверяй меня на этом, — предупредил он. — Я знаю, что не имею никакого права брать с тебя какие-либо обязательства, но в настоящее время я не волен над собой.

Она все поняла. Примитивные чувства боролись в сердце Лейлы, чувства, на которых ни один из них не смел играть, как он и предупредил.

— Ты любил Силию? — вопреки своему желанию шепотом спросила она.

Дунстан на мгновение замер, затем прислонился к столу. Орхидея упала ему на лоб, и он отодвинул ее в сторону.

— Я сомневаюсь, понимал ли, что такое любовь, — осторожно ответил он. — Силия была прекрасна и очаровательна. Она была похожа на красивую бабочку, которую нельзя приколоть к подушечке. У меня было какое-то странное ощущение, что, если я освобожу ее, она посмотрит мир и вернется назад ко мне.

Лейла слышала в его голосе отвращение к самому себе.

— Ты любил ее, — убежденно сказала она, потому что, видя его с сыном, понимала, каким огромным потенциалом чувств обладает этот мужчина. — Ты любил жену и ради нее бросил сына, а она предала тебя. Но те, кто сейчас любит и уважает тебя, никогда не предадут, как сделала она. Верь нам. — Разволновавшись, что наговорила больше, чем нужно. Лейла достала из волос булавку и поправила украшающую ее платье серебряную бабочку. — Скоро будет первый танец. Веди себя хорошо. Я найду тебя позже.

Дунстан остался в оранжерее. Он стоял у входа и наблюдал, как черные волосы Лейлы мелькают среди белых причесок и седых париков. А блеск ее темно-синего платья, казалось, затмевал бледные розовые и зеленые наряды других гостей. Дунстан мало смыслил в идеалах женской красоты, бытующих в обществе, но точно знал: Лейла соответствовала ему во всех отношениях. Гордость, что она выбрала именно его, вселяла в него уверенность, он был взволнован до глубины души.

Придя в себя и размышляя над словами Лейлы, Дунстан уставился на сверкающие люстры в соседней комнате, курящиеся приятными ароматами. Может быть, в эту минуту он чувствовал себя виноватым в смерти Силии, потому что потерял женщину, которую когда-то любил?

Тогда он, должно быть, имел доброе сердце, раз любил Силию в течение такого короткого времени и чувствовал, что это была любовь. Но он не был мягким человеком, разве не так? Лейла, должно быть, сошла с ума, раз утверждает это.

Нет, она не сошла с ума. Лейла видела его насквозь, как бы ни не хотел он это признавать. Джозеф и Дэвид подошли к брату посмотреть, как он чувствует себя после разговора с Лейлой. Дунстан пожал плечами и ухмыльнулся:

— Как видите, я жив и невредим. Идите повоюйте за Фелисити. Со мной все будет хорошо. Его внебрачные сводные братья выросли в Лондоне и благодаря своей искушенной матери свободно чувствовали себя в обществе, но не могли носить имя Ивесов.

Дунстан был благодарен Малколмам, за то, что позволили им прийти сюда. Он предположил, что должен выразить свою благодарность как-то иначе.

Для начала надо воздержаться от бросания сигар на ноги некоторых напыщенных особ. Дунстан разрывался между желанием остаться вне доля зрения, чтобы не испортить бал своей черной репутацией, и желанием пройти по танцзалу с высоко поднятой головой, показывая всем, что ему нечего бояться. Последнее давало ему преимущество наблюдать за Лейлой, и беспокойство о леди победило.

Проходя назад через комнату с фонтаном, Дунстан заставил замолчать шептавшегося кретина, взглянув на того с негодованием с высоты своего роста, затем прошел ленивой походкой с высокомерным видом мимо стаи кавалеров Лейлы, которые расступились перед ним, и проследовал в главный зал, где в танце кружились пары.