Сколько раз люди в этом сообществе так или иначе утешали меня?

Слишком много, чтобы сосчитать.

Я думал о том, что Берт рассказал мне о Бетти и о ее потерянных словах. Я думал о том, как они дополняли друг друга, каждый давал то, чего не хватало другому.

Я думал о Хейвен, и об Истоне тоже.

Я думал о том, что они были кочевниками, ищущими дом.

И о том, что я был человеком с домом, который я никогда полностью не ценил, пока не увидел его их глазами.

Я чувствовал стыд, благодарность, опустошение и смирение.

Я позволил всему этому захлестнуть меня, впитаться в мою кожу, наполнить мое сердце, въесться в мои кости, в то, кем я был и кем я мог бы стать. Тем, кем, по мнению моего отца, я должен был стать.

«…доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу».

Я подумал о том, как я принимал как должное множество даров, которые мне были даны, отказываясь от всякой веры и принимая самые худшие части себя.

И я больше не хотел быть тем человеком.

Я хотел быть кем-то лучшим.

Я надел очки для чтения, открыл документ и начал печатать.

Глава 31

Трэвис

— Спасибо вам всем, что пришли на, э-э, продолжение городского собрания, — сказал я, микрофон издал пронзительный визг, который прошелся по моим и без того расшатанным нервам. Я вздрогнул и слегка откинулся назад, а затем прочистил горло. — Я знаю, что это незапланированно, и ценю, что вы все нашли время, чтобы быть здесь. Еще раз.

Я наклонился, поднял коробку с подшитыми папками у своих ног и передал ее Деб. Она взяла ее с легким вздохом, слегка пошатываясь под ее весом. Я отодвинулся от микрофона.

— Вон там тележка, — прошептал я, наклонив голову.

— Слава Богу, — пробормотала она, делая несколько шагов к тому месту, где я припарковал тележку, на которой привез коробки.

Толпа зашумела, на лицах читался интерес и некоторая озабоченность, когда Деб подкатила первую коробку к толпе, прося каждого взять по папке и передать их дальше. Я подождал несколько минут, пока их раздавали, Деб откатилась назад и взяла вторую коробку, чтобы раздать среднему и заднему рядам. Я избегал смотреть на первых граждан, которые уже получили список, который я составлял в течение долгой недели и нескольких бессонных ночей. Мне было невыносимо видеть их лица. Я смертельно устал, и все же страх и унижение скрутили меня изнутри.

— Листовка, распространенная на ежегодном собрании о Торресах, была неправильной на всех уровнях, — начал я. — Я не хотел, чтобы что-то из этого стало достоянием общественности, — я бросил взгляд на Спенсера, и он пристыженно склонил голову, — но я беру на себя полную ответственность, потому что я был тем, кто из-за своей гордости и своих недостатков посеял семя, которое привело к составлению этого списка. — Я огляделся, наблюдая, как папки передают по одному проходу, а затем по следующему. — Мы выше этого, как сообщество и как отдельные люди. Восемь лет назад мы узнали, к чему приводит превращение людей в изгоев и какие дары мы все получаем, когда нас охватывает дух гостеприимства.

Я прочистил горло. Бормотание становилось все громче. Да, было о чем поболтать.

— Что касается Торресов, я бы также хотел прояснить, что был предвзят. Я предвзят, потому что влюблен в Хейвен Торрес. Глубоко, несчастно, беззаветно влюблен в нее. — Я был почти уверен, что еще больше ртов открылось, но мое зрение слегка затуманилось. — Может быть, это кажется быстрым…

— Может быть, кажется, что самое время, черт возьми! — крикнул кто-то из толпы. Мне показалось, что это похоже на миссис Конник, но я не был уверен.

— В любом случае, я уверен, что для многих из вас будет некоторым утешением то, что вы еще долго будете наблюдать за моими мучениями. Возможно, до конца этой жизни. Возможно, и в следующей.

Бормотание. Звук переворачиваемых страниц. Кто-то сзади кричит, читая то один, то другой пункт списка:

— Что за черт? Кто так делает?

— Хейвен Торрес — самый храбрый, самый великодушный человек, которого я когда-либо имел удовольствие знать, и любому сообществу повезло бы иметь ее в нем. Сообщества должны проводить лотереи, чтобы выигрывать таких людей, как она. Она глубоко заботится о людях и даже вещах, и мы не заслуживаем ее, потому что никто ее не заслуживает. — Я быстро огляделся. — Истон Торрес совершал ошибки. Но и я тоже, — я прищурился, снова прочищая горло. — Не мне судить других. Я делал вещи, которые разрушали жизни. Я действовал так, что некоторые могли бы счесть это непоправимым. — Я сделал паузу, собирая то немногое мужество, которое, как мне казалось, у меня осталось. — И еще одна правда — и факт, который не был включен в этот список, — заключается в том, что Истон поступил как герой, когда спас жизнь своей сестре, и за это я буду благодарен ему до конца своих дней. В знак раскаяния и публичных извинений за свою роль в том, что произошло на первом городском собрании, я составил список всех аморальных, постыдных, прискорбных, кощунственных и… ну, в некоторых случаях совершенно незаконных поступков, которые я когда-либо совершал. Я не могу оправдываться ни за Истона Торреса, ни за самого себя, но я могу присоединиться к нему. И это то, для чего я здесь. Я здесь, чтобы присоединиться к нему.

Я осмелился взглянуть на Мойру Кормье в первом ряду, которая управляла магазином по уходу за домашними животными в центре Пелиона. Ее глаза были широко раскрыты, а рот приоткрыт, когда она просматривала одну страницу за другой.

— Там есть несколько изменений. Как вы увидите, имена и конкретные даты отредактированы для защиты конфиденциальности вовлеченных лиц. — Я сглотнул. Шепот снова усилился, на этот раз не только по громкости, но и по интенсивности. Мое лицо горело, мышцы болели от напряжения. Я не хотел, чтобы эти люди знали об этих вещах.

— Э-э, я понимаю… ну, я понимаю, что некоторые из этих пунктов могут заставить вас задуматься о том, могу ли я и дальше быть начальником полиции. Я бы не стал вас винить. Я готов к этому, если вы все считаете, что это в интересах города, — закончил я.

Я чувствовал себя напуганным, несчастным, и все же с моих плеч свалился странный груз. Не знаю, был ли я благодарен за то, что давление ослабло, или это пустое место будет заполнено другим, более тяжелым бременем.

Но я бы принял любые