Помню одну молниеносную встречу во время войны, когда начались бомбежки. Я приехал к Нейгаузу с каким-то поручением от моих новых родичей Асмусов. И едва я вошел в квартиру, находившуюся в историческом доме по Садовой (близ Курского вокзала), где жили знаменитые летчики, полярники, музыканты и откуда ушел в смерть Чкалов, как начался налет. Не знаю, насколько опасный, но очень шумный, зенитки лупили так, что мы не слышали друг друга. Долгий, всасывающий пространство свист большой фугаски тоскливо подсказал, что придется спускаться в подвал. В доме Асмусов этот ритуал считался обязательным, и потребовалось все кроткое и неодолимое упрямство моей жены, чтобы нас с ней оставили наверху.

Когда от взрыва задребезжали, трескаясь, оконные стекла, Милица Сергеевна, маленькая, худенькая, с увядшими волосами и выражением беспечной и всеобъемлющей доброты на терпеливом лице, вскричала голосом вакханки:

– Взлетим на воздух, Гарри!

И поставила на стол бутылку портвейна и рюмки.

Мне почудилась тень печали на ясном и, как всегда, оживленном лице Нейгауза.

– За встречу по Швейку. – Он поднял рюмку. – В шесть часов вечера после войны!

– Вы эвакуируетесь?

– Немцам не видать Москвы как своих ушей. Но я должен ехать – Адик на Урале, в больнице… Ехать один, теща нетранспортабельна..

– Езжай, Гарри! – лихо вскричала Милица Сергеевна. – А мы с мамой и дочкой будем прикрывать твой отход.

– О господи! – сказал Нейгауз.

Асмусы наказали мне спросить о Пастернаке: он отправил семью в Чистополь, а сам исчез.

– Мы ездили к нему в Переделкино, – сказал Нейгауз. – Но, похоже, он не слишком обрадовался нашему вторжению. Наслаждается одиночеством, хотя делает вид, что ужасно замотан. В Москве дежурит на крыше, на даче весь день копает гряды, вечером переводит Шекспира. Бодр, улыбчив, свеж, у него поразительно крепкие руки и сильная грудь. Да, еще он ездит стрелять на полигон и страшно гордится своей меткостью. Он говорит, что всегда считал себя движущейся мишенью, оказывается – заправский стрелок[280].

Находился интернат на улице Володарского, в здании Дома колхозника. Юный обитатель детдома Юрий Томашевский вспоминал:

На первом, полуподвальном этаже – кухня, столовая и не то зал, не то просто большая комната, где стоит рояль, на котором по вечерам играет Стасик Нейгауз. В этой же комнате-зале устраиваются вечера самодеятельности, проходят встречи с писателями, приезжающими с фронта. Живем мы все на втором этаже. Мальчики и девочки, школьники и дошкольники. Комнаты называют палатами. В каждой палате 7-10 человек примерно одного возраста. На третьем этаже живет директор, воспитатели и другие служащие интерната[281].

Дорогая мамуся! Как твое здоровье? Поздравляю тебя с XXIV годовщиной октябрьской социалистической революции. Желаю тебе быть здоровой не хворать писать мне чаще и главное не падать духом.

7/XI у нас вечеринка, сначала чай, за чаем нам дадут бисквит и напалион потом шеколадную конфету два пряника и чай. После чая будет кино “За родину”. После кино ужин для IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, а 1, 2, 3 классы пойдут спать у них вечер был вчера и потом они маленькие и им пора спать. После ужина будет концерт будет участвовать Исаковский, Лойтер, Лунц, Шамбадал, Пастернак и другие, потом будут танцы. Сейчас очень темно а света нету и я не могу больше писать. Ай, вот и свет зажегся. Да, мамуся на вечере мне сказали что пришел Фадеев и я с полной уверенностью что это он подошла к нему, а он говорит что я не Фадеев, и мне было очень стыдно перед ним. Мамуся, я знаю, что папа в Ташкенте. Завтра мы должны идти на пристань таскать бревна а мне тяжело идти 3 км. Туда и 3 км обратно, а у меня нога тогда заболит. Мне не верят и врач говорит, что такой болезни нет и мне очень неприятно так что прошу прислать справку от Симакова. Передай всем привет. Пусть они мне пишут. Целую крепко-крепко[282].

Председателю президиума тов. Фадееву.

Уважаемый товарищ Фадеев, мы воспитанники интерната Литфонда, находящегося в Чистополе, просим Вас обратить внимание на бесчеловечное отношение и настоящую эксплуатацию членов интерната от 13–16 лет. Директор детдома т. Хохлов из каких-то экономических соображений использует на непосильных работах воспитанников. Например, Голодный, Нейгауз, Леонидов и некоторые другие ребята были направлены на выгрузку бревен, находящихся в воде. Ребята работали на плотах, что исключительно трудная по своему характеру и является одной из труднейших работ. Предназначена она для грузчиков, а не для ребят 15 лет. В процессе работы многие ребята заболели, так как приходится работать по пояс в воде. На все заявления по этому директор отвечал бранью и руганью. Спецодежды он не выдал, хотя она и имелась в достаточном количестве на складе. Тов. Хохлов обещал особо отблагодарить работавших ребят, но он не только не сделал этого, но даже не улучшил питания во время работы. Часто мы слышим от него: мерзавцы, негодяи, сволочи, пособники Гитлера и другие нецензурные ругательства. На малейшие возражения ребят он угрожает физической силой, однажды он ударил 12-летнего мальчика кнутом, будто бы за увиливание от работы.