— Да, — как само собой разумеющееся, ответила я, — я же бригадир… Буду ездить по очереди то в одну бригаду, то в другую.

— Брось! — отмахнулась доярка. — Каждый день, что ли?

— Да.

— И на утреннюю дойку?

— Конечно. Я привыкла подниматься рано.

Доярки не рассмеялись потому, что им и без того было весело. Но моя собеседница усмехнулась и весомо объяснила мне:

— Оставь это. Ты еще молодая, погулять небось надо. Чего будешь с нами, со старухами, мотаться? Мы и сами справимся.

— Но как же? — изумилась я. — А учет молока, проверка на жирность, контрольные дойки?

— Раз в неделю съездишь — и довольно. Чего тебе зря время-то терять? Наша прежняя бригадирша так и делала. И все так поступают. А бригадиры вообще на утреннюю дойку не ездят. Молоко мы сами учитываем, тебе надо только табель вести — и все. Даже на жирность тут без тебя его проверят — вон там. — Доярка показала на пристройку у коровника.

— Но я все равно буду ездить, — упрямо ответила я. — Даже утром.

Мне казалось, что встать в четыре утра — дело плевое. Тем более что я скажу тетке, если выяснится, что я вместо работы сплю или гуляю?

— Да чего ты к ней пристала, Валька? — окликнули мою собеседницу остальные доярки. — Пусть как хочет делает! Начальству виднее.

Тут на дороге показалась грузовая машина, и одна из бригад засуетилась, собираясь. Я осталась сидеть, твердо решив, что не отступлюсь.

Первые несколько дней я ездила честно — утром отправлялась в четвертую бригаду, в обед — тоже, а вечером — в третью. Бригады номер один и два находились в ведении второй бригадирши. Она-то и правда появлялась на эстакаде только к приезду своих доярок, благо, ее дом стоял рядом и из окна все было прекрасно видно. Она записывала количество надоенного молока и уходила. Отправлялась на ферму она от силы раз в три-четыре дня.

К сожалению моему, я поняла, что доярки были на удивление правы. Бригадир в основном лишь учитывал уже сделанное, а большую часть времени скучал. Только в первые дни я не отходила от доярок, внимательно наблюдая за ними, и не упускала случая помочь — снять или надеть аппарат, обмыть вымя, слить во флягу молоко или загнать в станок очередную корову. Это для них было в диковинку — обычно бригадир не интересовался такими тонкостями, предпочитая не показываться в лагере во время дойки. Я же была готова хоть чем-то убить время и даже предложила свои услуги, когда одной из доярок срочно понадобилось не выйти вечером на работу — она готовилась к какому-то семейному торжеству.

— Ничего страшного, — сказала я тогда, — я подою. Один-то раз!

— Не выдумывай! — осадила меня сама доярка. — Ты еще работать будешь! Дочка моя сходит разок.

Как я догадывалась, доярки меня жалели — я ведь была у них самая молодая и, если можно так выразиться, стала их подшефной.

Вы спросите: а как же вызовы ветеринара? Он посещал с обходом все бригады еженедельно, являясь сам, часто без вызова. Как дела со сдачей телят? Но их доярки завозили по дороге со стана, благо телятник находится в тридцати метрах от эстакады. Мне нужно было лишь записать, сколько было рождено телят за месяц, чтобы потом, в конце его, сдать сведения в контору. А запись молока? Ее достаточно было проделать на месте, когда фляги выгружались на эстакаду. Здесь к тому времени уже оказывалась девчонка не намного старше меня. Она забирала пробы для определения жирности и кислотности и отчитывалась по этим показателям отдельно. На мою долю оставалось вести график выходных для доярок и присутствовать на стане во время приезда ветеринара или когда браковали коров для сдачи их на мясо.

Первые дни я действительно смотрела, слушала, запоминала и делала свои выводы. В первый раз приехав в летний лагерь — добираться в бригаду номер четыре было долго, как когда-то в Шаморгу, целых полчаса, — я поразилась. По Стенькину и Шаморге я помнила, какими должны быть коровы. Здесь же вместо сильных, упитанных животных в загоне толпились маленькие коренастенькие коровки. В глазах их читалось, как они измучены борьбой за существование. Большинство принадлежало даже не к черно-пестрой породе. Они были, простите за нововведение, коровьими дворняжками, то есть беспородными. Стадо не разделялось на отдельные группы — каждая корова заходила в первое освободившееся стойло, и весьма немногие приходили в одно и то же место.

В один из дней со мной вместе приехал в стан четвертой бригады главный зоотехник совхоза, Андрей, закончивший наш сельхозинститут на год раньше меня. Облокотившись о плетень, мы смотрели на стадо. Движок доильной установки уже работал, над лагерем плыл неумолчный гул, коровы теснились у дощатого настила, выстроившись в некое подобие очереди, а Андрей тихим усталым голосом рассказывал мне о положении дел:

— Тут как колхозы-совхозы разваливаться начали, все на самотек пошло. Директору вроде все равно, а остальным и подавно… У половины коров мастит… Бруцеллеза и туберкулеза вообще-то давно не было, но вот все остальное… Надои низкие, привесы тоже.

— А как обстоит дело с разведением? Техник-осеменатор есть?

— Это я, — усмехнулся Андрей, не поворачивая головы. — У нас тут на половине стад настоящие быки трудятся.

— Пробники?

— Зачем? Нормальные быки, доморощенные.

— Значит, от тех же коров?

— Ну да.

— Но ведь так же начнется вырождение! Какие же будут надои, привесы и здоровье, когда тут такое творится?

Андрей развернулся ко мне:

— А что ты предлагаешь?

— Провести бонитировку, отделить самых удойных и здоровых коров в элитную группу. Прочих поделить — одних на мясо, других в резерв. Закупить порцию семени от хороших производителей, — я подсчитала в уме, — лет через пять будет хорошее стадо.

— А ты бы взялась за это дело? — посерьезнел Андрей. — Смогла бы?

— Попробовать можно, — кивнула я. — Главное — начать. Если, конечно, я тут останусь. Я же на практике. Мне еще в город возвращаться, а потом… Ну, у меня тут тетка…

— А правда, — прищурился Андрей, оценивающе посмотрев на меня, — оставайся! Может, получится что.

Предложение было сделано внезапно, я не успела сообразить, к чему это может привести, и решила отложить окончательный ответ на более позднее время, когда все выяснится получше. А пока я продолжала изучать место, где мне предстояло проработать еще очень долго.

Прошло несколько дней, и я до того включилась в график работы, что начала слегка отлынивать. Нет, не подумайте плохого! Я слишком хотела быть честной в первую очередь с собой, чтобы прогуливать. Но мне нужно