— Но, сэр, как вы могли бы объяснить тот факт, что с тех пор, как эти двое начали проповедовать, в Иерусалиме перестали идти дожди?

— Я никак не буду объяснять это, даже тем, что облака прислушиваются к словам этих людей. Здесь вообще редко идут дожди.

* * *

Рейфорд встретился с командой флагмана Мирового Сообщества всего лишь за пару часов до взлета. Среди членов команды не было ни одного, кто раньше работал в «Панконтинентале». Во время знакомства он подчеркнул в нескольких энергичных словах, что на первом месте стоит безопасность.

— Именно по этой причине каждый из нас находится здесь. Далее — точное выполнение всех операций и строгое следование правилам. Мы будем все регистрировать в журнале и четко фиксировать на картах. Нам следует держаться в строго определенных рамках и оставаться на заднем плане. Мы здесь для того, чтобы служить нашим хозяевам и пассажирам. Поскольку мы высоко ценим их высокие посты и служим им, наша основная забота — их безопасность. Лучшая команда самолета — это команда, которая невидима, на которую не обращают внимания. Пассажиры чувствуют себя спокойно и в безопасности, когда люди в униформе рядом с ними спокойно выполняют необходимые служебные обязанности, а не демонстрируют свою индивидуальность.

Первый пилот был старше Рейфорда. Вероятно, когда производился отбор, он рассчитывал занять должность, которая досталась Стилу. Тем не менее, настроен он был дружелюбно и прекрасно справлялся со своими обязанностями. Штурман был молодым человеком. Если бы Рейфорд мог выбирать, он бы не взял его. Но дело тот знал. Персонал салона работал на прежнем флагмане. Все они чрезмерно восторгались новым самолетом, но Рейфорд не мог упрекнуть их за это. Это было настоящее технологическое чудо, но уже в скором будущем они привыкнут к нему и будут все принимать как должное.

Полет на семьсот пятьдесят седьмом, как Рейфорд уже заметил в разговоре с экзаменатором, был схож с полетом за штурвалом «ягуара». Но вскоре, по мере продолжения полета, его волнение спало. Через некоторое время он передал управление первому пилоту и ушел в свой жилой отсек. Там он растянулся на койке, и первое, что он почувствовал, расслабившись, оказалось острое чувство одиночества. Как бы гордилась Айрин этим поворотом в его карьере, когда он достиг высшего для пилота поста. Но теперь он вообще не придавал бы этому особого значения, если бы не чувствовал, что делает то, к чему направляет его Бог. Почему это было так, он не имел ни малейшего представления. Но в чем Рейфорд был абсолютно уверен, так это в том, что это последний рейс, который он совершает для «Панкон».

Он позвонил Хлое и разбудил ее.

— Извини, Хло, — коротко сказал он.

— Ничего, все нормально, папа. Волнуешься?

— Да. Не стану отрицать.

Еще на земле они пришли к единому мнению, что связь самолета с землей прослушивается, так что не следует допускать прямых упоминаний Карпатиу и вообще всех, кто находится в воздухе. Имя Бака тоже решили не упоминать.

— Ты там знаком с кем-нибудь?

— По сути только с Хетти. Я чувствую себя здесь одиноко.

— Я тоже. После твоего отъезда я ни с кем не разговаривала. Думаю, что мне позвонят в понедельник утром, по твоему времени. Когда ты будешь в Иерусалиме?

— Приблизительно через три часа мы совершим посадку в Тель-Авиве. Оттуда нас довезут до Иерусалима в роскошных автомобилях.

— Разве вы летите не до Иерусалима?

— Нет. Семьсот пятьдесят седьмой не может сесть на местном аэродроме. Тель-Авив расположен всего в тридцати пяти милях от Иерусалима.

— Когда ты будешь дома?

— По первоначальному графику мы должны были вылететь из Тель-Авива во вторник утром. Но сейчас нам объявили, что в понедельник днем мы полетим в Багдад и уже оттуда вылетим домой во вторник утром. Ко всему маршруту это добавляет шестьсот миль лета — около часа времени.

— А что там в Багдаде?

— Там единственный ближайший к Вавилону аэропорт, который может принимать самолеты такой величины. Карпатиу хочет совершить поездку в Вавилон и показать всем на месте планы строительства.

— И ты поедешь со всеми?

— Думаю, да. Это приблизительно в пятьдесяти милях к югу от Багдада. Если я приму эту должность, я, наверное, повидаю в течение ближайших нескольких лет большую часть Среднего Востока.

— Я уже скучаю по тебе. Я хотела бы быть там с тобой

— Я знаю того, кто скучает по тебе, Хлоя.

— Я тоже скучаю, папа.

— Через месяц я тебе приготовлю печеночный паштет и посмотрю, куда ты отправишься с тем, кого мы не будем называть.

— Звонил Брюс. Он сказал, что был какой-то странный звонок от женщины по имени Аманда Уайт, которая утверждает, что была знакома с мамой. Она сказала Брюсу, что когда-то встречала маму в одной из групп по изучению Библии и запомнила только ее имя. Она говорит, что помнит его потому, что оно было созвучно железу и стали.

— Хм, — задумался Рейфорд. — Айрин Стил… железо и сталь[17]… пожалуй, мне никогда не приходила в голову эта ассоциация. Так чего же она хотела?

— Она сказала, что стала теперь христианкой. В значительной мере из-за воспоминаний о том, что говорила на уроках по изучению Библии мама. И теперь она хочет посещать церковь. Она спрашивала, продолжает ли работать «Церковь новой надежды».

— Так где же она была раньше?

— Оплакивала мужа и двух взрослых дочерей. Она потеряла их во время восхищения.

— Странно. Твоя мама играла такую роль в ее жизни, а она не помнила ее имени?

— Думай как хочешь.

* * *

Бак подремал часа полтора, прежде чем позвонить Хаиму Розенцвейгу, который только что прилетел.

— Даже мне приходится адаптироваться к разнице во времени, Камерон, сказал доктор Розенцвейг. — Сколько бы раз я ни совершал этот перелет, я все равно переношу его болезненно. Давно вы здесь?

— Я прилетел вчера утром, доктор. Мне нужна ваша помощь.

Бак рассказал Розенцвейгу, что ему нужно приблизиться к Стене Плача.

— Я пробовал сделать это, — сказал Бак, — но приблизился, наверное, не больше, чем на тридцать метров. Эти двое продолжали проповедовать, а окружавшая их толпа была намного больше, чем то, что я видел по Си-эн-эн.

— Чем ближе к подписанию соглашения, тем больше здесь народа. Наверное, в связи с этим проповедники стали более активными. Все больше людей приходит послушать их, и даже некоторые ортодоксальные иудеи, внимая им, обращаются в христианство. Очень странно. Николае спрашивал о них по пути и несколько раз смотрел передачи по телевизору. При этом он злился, как никогда.

— Что же он говорил?