Ее не стало. Не разжимая своих объятий, я принялась качать ее, напевая колыбельную, которую она так часто пела мне и другим детям, только теперь я исполняла ее для того, чтобы помочь отлетающей душе.

Вместе с Дростаном мы накрыли ее чьим-то плащом. И когда я поднялась на ноги, глаза мои были сухими, и лишь черная бездна разверзалась в душе.

Обернувшись, я увидела, как Руари и еще один телохранитель выносят из зала моего мужа. Я бросилась вслед за ними, наткнувшись по дороге на Биток, которая бежала мне навстречу со своими склянками.

— Мэв умерла, — сказала я. — Попробуй найти какое-нибудь противоядие.

Я обматывала голову Макбета мокрыми полотенцами, когда его рвало, и держала его за руку, когда он вновь откидывался на подушки, — это единственное, что я могла сделать. Луна пересекла небо, и за окном забрезжил рассвет, а мой муж продолжал слабеть. Он дрожал, покрытый холодным потом, губы у него высохли, а сердце иод моей рукой стучало, как кузнечный молот. Биток принесла все свои снадобья, и мы с Дростаном начали поить ими Макбета. Глоток одного, глоток другого. Отец Осгар молился, стоя на коленях, а затем встал, чтобы оказать нам практическую помощь, ибо он был хорошим человеком.

И тут я поняла, что все наши усилия напрасны, и лишь один человек может помочь нам. И тогда я ринулась искать Ангуса и Руари.

— Езжайте на север, — приказала я, — и привезите Катриону.

И они уехали, мрачные и подавленные.

— Я знаю, что ты дала ему все противоядия, которые у тебя были, но что это за яд? — шепотом спросила я Биток, стоя в коридоре у дверей спальни. Элла, убрав тело Мэв — а ей вряд ли когда-либо приходилось заниматься более тяжелым делом, — теперь вместе с отцом Осгаром сидела возле моего мужа.

— Думаю, это то, что называется цветком фей, — ответила Биток. — В маленьких дозах помогает людям со слабым сердцем, а в больших является сильным ядом. И что-то еще. Но что именно, я не знаю.

Я видела, что она не уверена, удастся ли Макбету выжить.

— А почему он подействовал на Мэв и Макбета, а на остальных нет? И кто мог…

— Дункан, — ответил Дростан, выходя из-за угла. — Думаю, король специально это сделал. Он послал меня, чтобы я преподнес смертельный яд тебе и твоему мужу. И я никогда не прощу себе этого, впрочем, как и Дункану.

— Ты ни в чем не виноват, — заметила Биток.

Но Дростан покачал головой:

— Это мед из монастыря Святого Сервана. Я сам привез его королю, когда он попросил меня выступить в роли его гонца. Я знаю монахов, которые готовят у нас мед и сами запечатывают бочки. Никто из них не стал бы подмешивать в него яд.

— Это мед из Файфа, и наверняка Дункан усмотрел в этом особую иронию судьбы. — Наверняка он предназначал его и для меня, и для Макбета. Но ведь все пили этот мед…

— Отрава была не в меду, а в рогах, — ответил Дростан, прислоняясь к стене. — Лишь двоим стало плохо. Макбет пил из большого рога, а малый был предназначен для тебя. Ты передала его мне, но я принес обет не пить крепких напитков и лишь пригубил. Большую же часть выпила Мэв.

— Конечно, все дело в рогах, — у меня перехватило дыхание.

— И все же на тебя он не подействовал, — заметила Биток.

— Подействовал, — ответил Дростан. — Сердце начало биться с перебоями и заболел живот, к тому же весь окружающий мир приобрел какой-то странный желтоватый оттенок. Но потом все это закончилось.

— Но рога были сухими, когда я разливала в них мед, — сказала я.

— Яд можно втереть в стенки сосуда или оставить на дне, чтобы он растворился, когда его наполнят, — возразила Биток. — А сладкий вкус меда должен был скрыть привкус горечи.

— Кто-то приказал это сделать или сделал собственноручно, — добавил Дростан. — И у Дункана была возможность для этого. Несомненно, кто-то пытался убить Макбета и Ру.

Меня захлестнула такая ярость, что я даже позабыла о свалившемся на меня несчастье.

— Значит, Мэв погибла вместо меня, и мы даже не знаем, удастся ли выжить Макбету!

— Удастся, — раздался голос за моей спиной. Я обернулась и увидела Катриону в вымокшем насквозь плаще, за ней стояли Ангус и Руари. — Я позабочусь об этом.

Не прошло и нескольких минут, как все пришло в движение, — Катриона лишь успевала отдавать распоряжения: Биток она послала за маслами, чтобы растворить привезенные ею сушеные и свежие травы, Руари и Ангуса она заставила поднять и усадить Макбета, чтобы ему было легче дышать, Осгару и Дростану она велела молиться, а Эллу послала за водой и чистыми простынями. Лишь я продолжала стоять без дела, хотя готова была во всем ее слушаться. Поэтому я видела, как она склонилась над Макбетом, прикоснулась к его лбу своими прохладными пальцами и начала говорить ему нежные слова.

Я видела, как он посмотрел на нее, словно один этот взгляд мог удержать его на поверхности жизни. Это было ударом для меня, но я ничего не сказала, ибо не могла себе позволить поддаться старой вражде. Я готова была смириться со всем, лишь бы эта женщина помогла ему выбраться из бездны, в которую он проваливался.

Катриона припала ухом к его мощной обнаженной груди, покрытой шрамами, а затем приказала Ангусу и Дростану наклонить его вперед, чтобы послушать его легкие. Ее пальцы ловко сновали по его телу, и я понимала, что они хорошо с ним знакомы. Затем она понюхала его кожу и подняла руку, чтобы ощутить запах локтевой ямки.

— Макбет отравился пурпурным цветком фей, — промолвила Катриона, поднимая на меня взгляд, — или наперстянкой. Еще его называют лисьими перчатками из-за формы цветков. Твоя Биток не ошиблась.

— Биток считает, что там был еще какой-то яд.

Катриона кивнула:

— Судя по тому, как быстро он подействовал, я тоже так думаю. Наверное, это был цветок ночи. В небольших дозах он действует как снотворное. Но говорят, его используют ведьмы, и в больших количествах — это сильный яд. Когда он попадает в кровь, человек начинает видеть демонов и может умереть.

Я прижала руку ко рту. Макбет не мог умереть.

— Если нам удастся дать ему противоядия от обоих ядов и ослабить их действие, ему хватит сил, чтобы победить их и выздороветь. Посиди с ним, — сказала мне Катриона. — Он почувствует, что ты рядом. — И она вышла из комнаты.

Я опустилась на край кровати, и пуховики осели подо мной. Я взяла Макбета за руку — она была холодной и безвольной. Я прижала пальцы к его запястью и ощутила неровный ритм его сердцебиения. Он застонал, дернулся и что-то лихорадочно зашептал. Я закрыла глаза и начала произносить молитву. «Михаил-победоносец, храни его днем и ночью».

Катриона и Биток вернулись с маслами и травяными настойками, и мы принялись поить Макбета с ложечки. Потом он заерзал, бормоча что-то, и выкрикнул имя. Сначала одно, затем другое. «Малькольм» и «Финлех». Затем он начал метаться, и мы втроем с трудом смогли его удержать.