Эту группу разместили на левом берегу Воронежа у Отрожских мостов. Отсюда она поддерживала полк НКВД и ополченческий батальон, сдерживающие немцев на правом берегу. Как ни странно, милиционер оказался прав — к мостам немцы не прошли. Но этому в большей степени способствовали не героизм внутренних органов и не стойкость мальчишек-ополченцев, и даже не огонь нашей артиллерийской группы, а атака спешно переброшенной к городу стрелковой дивизии. Дивизия отбила Подгорное, зацепилась за здания больницы и вышла к Сельскохозяйственному институту. На большее сил не хватило, но фрицы вынуждены были ослабить давление на мосты.

Встретили меня четыре пары настороженных глаз. Более привычные к перьевым ручкам, свои показания они написали намного быстрее.

— Ну что? Как там?

— Да ничего. На усмотрение полкового начальства.

— А с нами-то что будет?

— Поживем — увидим. Но в случае чего — валите все на меня. Я кашу заварил, мне и отвечать. Все, отбой. Завтра день тяжелый будет.

Следующий день действительно выдался тяжелым. В прямом смысле этого слова.

— И-и-и, взяли!

Один ящик — восемьдесят два килограмма. Из них на мою долю приходится сорок один, ровно половина. И каждый килограмм давит на позвоночник, пригибая к земле, точнее, даже не к земле, а доскам вагонного пола. Староват я уже стал для таких упражнений. Вторая половина массы гнет Серегу Дементьева, он и размером поменьше меня, и весом полегче, зато моложе.

— Осторожнее!

Между полом вагона и кузовом ЗиСа почти полуметровая щель — ближе к вагону грузовик не подогнать. Одну ногу в кузов, вторая остается в вагоне.

— Еще-е, взяли!

С размаху закидываем снарядный ящик поверх еще одного. Ящик с громким стуком занимает свое место в кузове. И хотя взрыватели в нем лежат отдельно от снарядов, а тротил — флегматичная и весьма устойчивая к ударным воздействиям взрывчатка, все равно от такого грубого обращения со снарядами малость не по себе.

— Давай последний!

Мы с Серегой освобождаем место, и его занимают Рамиль с Сашкой. Вес красноармейца Ильдусова существенно меньше веса ящика, поэтому Коновалову приходится работать практически за двоих. Но он к такой работе привычен, когда надо, ящики ворочает в одиночку.

— И-и-и, р-р-раз!

Последний ящик с громким стуком занимает отведенное ему место в кузове трехтонки. Вдвоем они закрывают задний борт, лязгают запорами. Рамиль стучит по кабине.

— Трогай!

И успевает заскочить обратно в вагон еще до того, как машина отъезжает. Артиллерийская группа нашей дивизии расположилась между Придачей и Монастырщенкой. По одной батарее было выделено на прикрытие Чернавского и Вогрэсовского мостов. Сами мосты были взорваны еще три дня назад, а сунувшиеся на дамбу фрицы оставили на ней два подбитых танка и откатились обратно. Наши снаряды в основном идут туда. Отражая атаку немцев, а затем поддерживая десант в правобережную часть города, наши зенитчики серьезно истощили свой боезапас, вот мы его и пополняем.

Сорок минут туда, сорок обратно, двадцать минут на разгрузку, итого больше полутора часов. Полтора часа законного отдыха. Если кто-то стреляет, то кто-то должен грузить, вот мы как «безлошадные» и грузим, а у кого есть орудия, те стреляют.

— У меня руки скоро вытянутся до земли, как у гориллы.

Серега сползает по стене на пол вагона, вытягивая ноги в запыленных кирзовых сапогах. Ему никто не отвечает — устали все смертельно, даже на разговоры сил нет. Работаем вчетвером, Катерину я сразу прогнал.

— Тут ты только грыжу себе заработаешь, а тебе еще рожать.

Обиделась. А чего на правду обижаться? Надорвется она здесь на этих ящиках, таких, как она, на один ящик четверых надо, только под ногами будут путаться…

— Командир, командир!

Я распахиваю глаза. Рамиль осторожно трясет меня за плечо. Вот черт, кажется, незаметно заснул.

— Командир, машина пришла!

Вскидываю к глазам левую руку и вижу, что прошло уже почти два часа. Остальные, похоже, тоже дрыхли, и сейчас только поднимаются, потягиваются и приходят в себя. К распахнутой двери вагона уже подползает задний борт ЗиСа. Рамиль с Сашкой с грохотом откидывают борт, а мы с Дементьевым беремся за верхний ящик в штабеле.

— И-и-и, взяли!

Сорок один килограмм оттягивает руки и пригибает к доскам пола, тяжело пошел, второй должен пойти легче, а дальше опять будет становиться все тяжелее и тяжелее.

— Р-раз, два, взяли!

Сашка и Рамиль, в основном, конечно, Сашка, подхватывают следующий. Погрузка продолжается.

— Еще-е, взяли!

— Чем это от вас пахнет?

В темно-зеленых петлицах с красной окантовкой по одной «шпале» и эмблемы в виде щита с двумя перекрещенными за ним мечами. Такое впечатление, что спрашивающий сейчас достанет надушенный батистовый платочек и засунет в него свою носяру. Интересно, это неприязнь подследственного к следователю или извечный антагонизм между технической и гуманитарной интеллигенцией? Надушенного платочка у военного юриста не оказалось, пришлось ему и дальше нюхать распространяемое мною амбре. Аромат, конечно, не от Диора, а от Молотова. Хотя, насколько я знаю, сам Вячеслав Михайлович к его созданию никакого отношения не имеет. Но вот уже шестьдесят лет практически любая горючая жидкость, залитая в бутылки, носит его имя. Я к запаху уже принюхался и почти не замечаю его, а вот прокурорский морщится, непривычно ему. Ну ничего, потерпишь. Тогда на станции вонь куда как сильнее была, а все терпели. Мы уже завершали погрузку очередной машины, когда…

Ба-бах!!! Рвануло где-то совсем рядом, но от места взрыва нас отделяло несколько эшелонов, поэтому ударная волна ощущалась слабо. И сразу же над крышами вагонов взметнулось пламя и шапка густого маслянистого дыма белого цвета. Так могла гореть только какая-то химия. Рядом с нашим эшелоном стоит десяток цистерн, судя по всему, с бензином, дальше какой-то товарняк, надеюсь не со снарядами, а дальше полыхало пламя. Первым пришел в себя водитель ЗиСа — машина сорвалась с места и, громыхая незакрытым задним бортом, понеслась прочь от станции. Правильно, у него в кузове почти три тонны унитаров, а станция и так битком забита эшелонами со всякими огне— и взрывоопасными вещами.

— За мной!

Приземление на каменистую железнодорожную насыпь происходит довольно жестко, но на ногах удается удержаться. Подныриваю под сцепку между двумя цистернами, и сразу в нос бьет отвратительный запах горящей химии. Дернулся было пролезть под вагоны на другую сторону, но отшатнулся — с той стороны был просто огненный ад. Еще несколько минут, и займется этот эшелон, а рядом цистерны, а дальше вагоны со снарядами…

— Отцепляйте цистерны!

Народу набежало уже прилично, в том числе и мои орлы, но вытолкать весь состав им не под силу, а единственный маневровый паровоз неисправен и стоит без пара.