Мы с Манькой выразительно переглянулись. Историю о том, как маленький мальчик Яша рассказывал задом наперед таблицу умножения, мы знали наизусть. Мальчик Яша был таким удивительным мальчиком, что, когда ему называли любую цифру, например, семь, он быстренько называл все ее делимые — четырнадцать, двадцать один, двадцать восемь, ну и так далее, и это в неполные четыре года! Этот Яша был подозрительно талантливым мальчиком — играл на скрипке, пел как сокол, тьфу, соловей, читал запоем научную литературу, был вежлив и предупредителен, и вообще! Ба часто ставила его нам в пример, и мы с Маней тайно и преступно радовались, что время таки развело нас с Яшей. Это же сдохнуть можно — жить бок о бок с таким ребенком! Вон, мы порылись в библиотеке моего деда, выудили оттуда книгу под названием «К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин. О научном коммунизме». По названию сразу видно, что это научная литература, так? Так! И чего? Чуть не скукожились на первой же странице от вселенской тоски!

Но это я отвлеклась. В общем, Ба сначала порадовалась очередным успехам сына, потом позвонила моей маме и в подробностях рассказала последние новости, потом позвонила в больницу и долго ругалась с медсестрой, почему нельзя вызвать нашего папу к телефону, ну и что, что он на операции, на минуточку-то можно отвлечь человека заради хорошей новости!

Потом она заказала разговор с Новороссийском, чтобы похвастаться Фае, которая Жмайлик, оставила нас дежурить у телефона, а сама побежала рассказывать через забор о Дядимишиных успехах соседке тете Вале. Когда зазвонил телефон, я сбегала за Ба, и она дальше уже сама рассказывала сначала оператору нашей телефонной станции, потом новороссийской телефонной станции, а потом уже и Фае, которая Жмайлик, что вот такие дела, Фая, Миша-то весь в нас, в Яшу и в Бэреле, помнишь кривого Бэреле? А Фая рыдала в трубку и говорила, в кого же еще может быть такой талантливый мальчик, если не в нас, Роза!

А далее как по заказу испортилась погода, подул сильный ветер, стал накрапывать колючий дождик, Ба натянула вязаные носки, накинула на плечи шаль и принесла свой альбом. И под наше дружное поддакивание рассказала все про своих родственников — и про вундеркинда Яшу, и про тетю Мирру, которая исцарапала свою оппонентку в мясной лавке, и про Манькиного прадеда Исаака Шаца, у ног которого были все бакинские красавицы (спрашивается, как же тогда он ходил, по ним, что ли?).

— Шкодливостью вы, конечно же, в Сару, — показывала Ба нам фотографию маленькой щекастой девочки в пышном меховом берете.

— Кто это мы? — встрепенулась я.

— Все вы, а ваша Каринка — в особенности, — хмыкнула Ба.

— Ба, а чего это ты так говоришь, если они нам не родственники? — тоненько захихикала Манька.

— А и верно, — рассмеялась Ба. — Это я по инерции. Лишний хороший человек никому не помешает. А уж целая семья — тем более.

От нахлынувших эмоций у меня защипало в носу. Очень уж приятно слышать от Ба слова похвалы в адрес моей семьи!

— Слухом ты в нашего Мойшу, — меж тем рассказывала Ба Мане, водя пальцем по фотографии с надписью в левом углу «Ялта, 1913 годъ». С фотографии на нас глядел худенький невообразимо кучерявый юноша с ввалившимися щеками и висками и воинственно торчащим кадыком. — Хороший был мальчик, жаль, умер от туберкулеза.

— Ба, а у меня нет туберкулеза? — заволновалась Маня. — А то, может, я в этого Мойшу не только слухом пошла, но и туберкулезом?

— У тебя не туберкулез, а педикулез. Сиречь вошки, ясно? И не отвлекай меня от воспоминаний! — отмахнулась Ба.

— Ба, а можно я еще разочек тебя отвлеку? — Манька трогательно сложила ладошки на груди. — Ну пожалуйста, ну самый последний разочек!!!

— Можно.

— А что такое пурдикулез?

— Чтоооо?

— Я прям сейчас придумала страшное заболевание, называется пурдикулез, но не знаю, что это такое. А ты знаешь? — И Манюня выжидательно уставилась на Ба.

— Мария! Я тебе мигом организую пурдикулез, если ты и дальше будешь морочить мне голову, ясно? — вскипела Ба. — Вон, Наринка сидит тихой мышкой и не перебивает меня! Тебе что, сложно две секунды помолчать?

— Наринка молчит, потому что она не придумала такого страшного заболевания! — обиделась Манька. — И вообще две секунды помолчать и я могу. Но как можно молчать, когда в мире такие жуткие дела творятся?

Ба отложила альбом и сложила руки на груди:

— И какие такие жуткие дела в мире творятся?

— А вот какие. Кругом пурдикулез, и, может, мы им давно уже болеем! И даже не знаем, что это за заболевание такое!

— А какие синктомы у этого заболевания? — От испуга я вспомнила слово, которое часто употреблял папа, когда рассказывал о каком-нибудь недуге.

— Сказано: страшные. Ты чего, человеческих слов не понимаешь? — постучала по лбу Манька. — Может, пятки, там, чешутся, или в животе урчит!

У меня мигом зачесались все пятки и грозно заурчало в животе.

— И чего делать? — тоненько мявкнула я. Признаваться, что все признаки коварного пурдикулеза у меня прямо-таки налицо, я побоялась.

— Не ну что за балбески такие беспросветные! — всплеснула руками Ба. — Нет такого заболевания и быть не может, ясно? А от чесотки в пятках или урчания в животе никто еще не умирал!

— Ура! — обрадовалась я.

Манька радоваться даже не собиралась — она сварливо сопела и переводила рассерженный взгляд с меня на Ба. Сразу видно было, что моя подруга сильно обижается за пурдикулез. Ну не может же быть такого, что название есть, а заболевания нет!

Ба несколько секунд рассматривала взъерошенную внучку, потом хмыкнула:

— Прямо олух царя небесного, а не ребенок!

— А почему олух? — удивилась я.

— Потому что глупости говорит!

— И ничего не глупости, — упрямо замычала Манька.

— Подожди, Мань, — перебила я ее, — но почему олух? Она же девочка!

— Кто?

— Ну, Маня-то девочка! Это мальчиков можно называть олухами. А нам-то надо говорить по-другому!

— И как это по-другому? — прищурилась Ба.

— Олухки? — предположила я.

— Дяяяяяяяя? — Ба с кряхтеньем наклонилась и сдернула с ног вязаные носки. — Вспотеешь в светских разговорах с вами!

— Может, олушки? — подала голос Манька. — Или олушочки?

Ба положила один носок на другой, скатала в причудливый комочек и убрала в карман фартука. Нащупала резинку в волосах, затянула выбившиеся пряди в хвостик.

— Олушочки — это вы в точку, — хмыкнула она. — Обе-две олушочки! Счастья полные штаны! — И, увидев наши вытянувшиеся лица, тут же предостерегающе подняла руку. — И не надо мне тут демагогию разводить из-за полных штанов, ясно? Это выражение такое, ничего более! Пойду готовить мясо, а то заговорилась я тут с вами.