стопках, нашел пару черно-белых фото, где были запечатлены достаточно старые имения.

— Не-ет, мне проще взять чистый участок, чем разбираться с развалинами. Я хочу сделать что-то, что точно будет говорить обо мне, уникальное место, где, может быть, в будущем я найду свой покой.

— Ты так говоришь, будто собираешься там умирать.

— Кто знает, но скорее проводить исследования.

— Каин все равно стребует с тебя объяснения, зачем тебе вообще нужна эта академия.

— Я знаю.

Но вот зачем оно нужно богам, до сих пор не имею понятия. Будто академия и прочие блага в этой стране не появились бы без моего участия.

Задумавшись на минуту, я нервно прикусила кончик ногтя, уставившись в пол. Может, своим присутствием я уже успела что-то изменить? Смог бы Каин отразить нападение в Кадате, и кто бы пострадал там? Приблизился бы Гиб хоть к кому-то из семьи? Сложно сказать, но как минимум погиб бы брат, а что за этим последовало, уже неизвестно.

Слишком рано делаешь выводы, ты еще не видишь всей картины происходящего.

Да-да, я знаю. Уже сегодня ночью меня ждет новый вклад в жизнь этой страны.

Услышав вновь голос Ньярла, я в очередной раз подумала о цитате одного из моих любимых писателей:

«Люди думают, что будут счастливы, если переедут в другое место, а потом оказывается: куда бы ты ни переехал, ты берешь с собой себя.»

Я так хочу сбросить собственную кожу, стать кем-то другим, чтобы этот жуткий груз остался позади, и все кончилось, как страшный сон.

— Фина, ты какая-то задумчивая сегодня, — Гани наклонился ко мне и прикоснулся к моему плечу.

Покачав головой, я вынырнула из неприятных мыслей.

— Просто решаю, как много я могу сказать Каину, на самом деле я предпочла бы не рассказывать ни о чем вовсе.

— Ты боишься, что он помешает?

— Нет, но у меня чувство, что чем больше я сохраню в тайне, тем легче мне будет выжить в будущем.

Брат с некоторым огорчением посмотрел на меня, но, пожав плечами, потянулся за чашкой чая.

— Это твое право, и я в любом случае тебя поддержу, пока ты не вредишь нашей семье.

— Я не стану вторым Момом.

Губ Гани коснулась грустная улыбка.

— Ловлю на слове.

Маковый цвет

Прошло немало времени с тех пор, как я вернул Леброна в его королевство, и я надеялся, что после этого стану свободен и смогу сам распоряжаться своей судьбой. Но умирающий король, будто клещ, впившийся в мою шею, связал меня клятвой помочь его сыну и дать ему взойти на престол. В Целестии я занял место главного придворного мага, став самым молодым представителем этой должности, чем в одночасье нажил себе немало врагов. Отношения с принцем также не складывались, он боялся, остерегался меня и не доверял, хотя я был самым близким ему человеком все эти годы и единственный мог защитить этого мальчишку.

Леброн, будучи подростком, не раз сбегал с моих уроков магии, прятался от меня во дворце и подкупал слуг, чтобы запутать меня и не дать его найти. Со временем эти детские шалости начали приобретать более серьезный характер, так как даже при встрече с послами или другими представителями народов он стремился отвлечь меня и не давал присутствовать на собраниях. Я стал изгоем во дворце, и слуги вместе с королем всё больше избегали меня, словно бы меня не существовало. Таким образом, я все меньше показывался на балах и приемах, стараясь не привлекать внимания, скрываясь в тени и выполняя свою клятву на расстоянии.

Знал бы принц сколько сил я вложил в его безопасность, сколько человек мне пришлось уничтожить за кулисами этого жуткого театра абсурда. Порой я не мог очистить свои руки от крови, а доказать причастность к заговору или покушению большинства умерщвлённых мной аристократов я попросту не мог. Кочуя из сознания в сознание, я раз за разом очищал окружение короля, находя врагов даже там, где их быть не могло. Все это накладывалось на меня, словно растущий снежный ком, Леброн видел, что некоторые его подданные внезапно исчезали, переезжали и пропадали без вести, но тоже не мог мне ничего предъявить, так как я все еще был рукой его почившего отца, и выгнать или наказать меня он не имел права, король четко прописал мои обязанности, и я имел некоторую неприкосновенность благодаря клятве. Потому принц сердился, а люди, окружавшие его, все чаще шептали ему на ухо о том, какое чудовище он держит в замке.

Я стал рабом своей доброты, надеялся, что когда-нибудь смогу заслужить доверие Леброна, и, может быть, даже через сто лет мое положение даст мне возможность освободить темных магов от гнета преследования, если я буду достаточно терпелив. В конце концов, я знал, что выдержу и не такое испытание, если от этого действительно будет толк.

Находясь в то время в столице, я, насколько это возможно, искал некромантов, подобных мне, и благодаря своей дурной репутации, обросшей, как колтуны на уличном псе, и слухами у меня получилось собрать вокруг себя некоторое количество помощников, что, словно ищейки, шерстили столицу и близлежащие к ней поселения. Спустя еще какое-то время я смог забрать и детей, оказавшихся в церквях светлых. Малолетние рабы с ошейниками и цепями доживали максимум до десяти лет, пока их силу можно было еще подавить и контролировать, после их требовалось уничтожать, чаще всего замаривая голодом в подвалах или отравляя ядом. Все максимально аккуратно и чисто, вид детей на костре в столице не приветствовался. Конечно, ввязавшись в дела храмовников, мне пришлось чуть ли не сражаться за возможность сделать так, как я хочу, Леброн тоже кривил губы и не хотел ни с кем ссориться, но даже он понимал, что нынешний порядок ужасен, поэтому я смог достучаться до него, пообещав, что я займусь избавлением столицы от темных и сам буду вершить их судьбу, если кто-то навредит честным светлым жителям. Столь небольшой, но важный для меня компромисс развязал мне руки, собрав часть наемных рабочих и выкупив целый корабль, я начал перевозить некромантов в Сомну. Это было безумно дорого и не слишком быстро, первых поселенцев мне пришлось отправить к деревне, где их точно не прогнали бы и помогли организоваться, но моя победа дала мне еще немного сил.

В конце концов, приблизилось совершеннолетие принца и его коронация. В столицу съезжалось все больше народа, следить за всем стало сложнее. Пришлось почти забыть про сон, и я все чаще