– Тебе опять повезло, – сказал Дайнин, разрезая веревки на руках брата.

Дзирт вовсе не был уверен, что это так, взирая на зрелище кровавой резни.

Дайнин вернул ему сабли и повернулся к дрову, караулившему двух неподвижно стоящих гномов.

– Прикончите их, – распорядился он.

На лице дрова появилась плотоядная улыбка; сняв с пояса острый нож, он помахал им перед лицом гнома, дразня беспомощное существо.

– Они способны видеть? – спросил он верховную жрицу.

– В этом-то и заключается прелесть заклинания, – ответила та. – Свирфнебли понимают все, что происходит. Даже сейчас он пытается вырваться из магической хватки.

– Это ведь пленники! – вырвалось у Дзирта. Дайнин и другие обернулись к нему. На лице дрова с кинжалом были написаны разочарование и злость.

– Ради Дома До'Урден! – с надеждой обратился Дзирт к Дайнину. – Мы могли бы использовать их….

– Из свирфнебли хороших рабов не получится, – заметил Дайнин.

– Это верно, – подтвердила верховная жрица, подходя к дрову, держащему кинжал.

Она кивнула воину, и улыбка на его лице стала еще шире. Он нанес сильный удар. Теперь в живых оставался только Белвар.

Зловеще размахивая окровавленным кинжалом, воин подошел к вождю гномов.

– Этого не надо! – протестующе вскричал Дзирт. – Оставьте его в живых!

Он хотел добавить, что Белвар не опасен для них и что убить беззащитного гнома – значит совершить трусливый и жестокий поступок. Но ему было хорошо известно, что взывать к милосердию его сородичей – пустая трата времени.

На лице Дайнина была написана скорее злоба, чем любопытство.

Ухватившись за единственный довод, который пришел ему в голову, Дзирт продолжал:

– Если вы его убьете, то не останется никого, кто мог бы вернуться домой и сообщить о нашей мощи! Нужно отправить его обратно, к его народу, чтобы он рассказал, как глупо с их стороны вторгаться во владения дровов!

Дайнин оглянулся на верховную жрицу, спрашивая ее совета.

– Это, пожалуй, разумно, – кивнула она. Дайнин был не слишком уверен в мотивах, которыми руководствовался брат. Не сводя с Дзирта глаз, он обратился к воину:

– Тогда отруби гному руки!

Дзирт даже глазом не моргнул, понимая, что в противном случае Дайнин уничтожит Белвара.

Воин воткнул кинжал за пояс и достал тяжелый меч.

– Погоди, – сказал ему Дайнин, все еще не отводя взгляд от Дзирта. Сначала расколдуем его. Хочу слышать его вопли.

Несколько дровов подошли и приставили концы мечей к шее Белвара, пока верховная жрица снимала магическое оцепенение. Белвар не шелохнулся.

Дров, которому предстояло выполнить команду, схватил обеими руками меч, и Белвар, храбрый Белвар, протянул вперед недрогнувшие руки.

Дзирт отвернулся, не в силах видеть происходящее и с ужасом ожидая криков Белвара.

Гном заметил реакцию Дзирта. Что это? Неужели сострадание?

Воин-дров опустил свой меч. Белвар не отводил глаз от Дзирта, в то время как меч разрубил его запястья, зажигая миллионы искр боли в искалеченных руках.

Но Белвар не закричал. Нет, он не доставил удовольствия Дайнину. Вождь гномов в последний раз взглянул на Дзирта, когда два других дрова выволакивали его из пещеры, и прочел искреннюю боль и мольбу о прощении во внешне бесстрастном взгляде юного дрова.

Как раз в тот момент, когда Белвара уводили, темные эльфы, которые гнались за убегавшими гномами, вошли в другой вход.

– Нам не удалось их поймать в этих крохотных проходах, – пожаловался один из них.

– Проклятье! – зарычал Дайнин. Одно дело было отпустить безрукого гнома-жертву домой в Блингденстоун, и совсем другое – дать убежать невредимыми другим членам экспедиции гномов. – Я хочу, чтобы они были пойманы!

– Их может поймать Гвенвивар, – заявил Мазой, подзывая к себе пантеру и не сводя глаз с Дзирта. Сердце Дзирта подпрыгнуло, когда маг похлопал громадную кошку по голове. – Давай, крошка, тебе еще предстоит охота! – оказал он.

Маг видел, как Дзирт поморщился, слыша эти слова; он знал, что этот чистюля не одобряет участия Гвенвивар в подобных действиях.

– Они убежали? – спросил Дзирт Дайнина с каким-то отчаянием в голосе.

– Если мы позволим, они добегут до самого Блингденстоуна, – холодно ответил Дайнин.

– И они вернутся?

Презрительная гримаса Дайнина должна была показать, насколько нелеп заданный братом вопрос.

– А ты бы вернулся?

– Значит, мы выполнили свою задачу, – сказал Дзирт, тщетно стараясь найти лазейку, которая позволила бы заставить Мазоя отказаться от подлого намерения втянуть в эту историю пантеру.

– Сегодня мы победили, – согласился Дайнин, – хотя наши потери достаточно велики. Мы можем еще позабавиться с помощью малышки Мазоя.

– Позабавиться, – повторил Мазой специально для Дзирта. – Беги в туннель, Гвенвивар. Посмотрим, как быстро умеют бегать напуганные гномы!

Уже через несколько минут Гвенвивар вернулась, неся в зубах мертвого гнома. Когда она положила труп к ногам Мазоя, тот скомандовал:

– Возвращайся! Принеси мне еще!

При звуке падения тела каменный пол, сердце Дзирта сжалось. Поглядев в глаза Гвенвивар, он увидел в них печаль не меньшую, чем его собственная.

Пантера была охотником, но повадки ее были в своем роде такими же благородными, как у Дзирта. Но для жестокого Мазоя пантера была не более чем игрушкой, орудием его извращенных удовольствий, убивающей только потому, что это доставляло наслаждение ее хозяину.

Да, в руках Мазоя Гвенвивар была всего лишь убийцей.

У выхода в туннель Гвенвивар остановилась и посмотрела на Дзирта, как бы извиняясь.

– Вперед! – крикнул Мазой и ударил пантеру по заду.

Затем он тоже взглянул на Дзирта. То был мстительный взгляд. Мазой упустил возможность убить молодого До'Урдена; теперь ему предстояло придумать убедительное объяснение своего промаха для непрощающей матери. Мазой решил, что подумает об этой неприятной встрече позднее. Теперь же, по крайней мере, он не лишит себя удовольствия наблюдать за страданиями Дзирта.

Дайнин и остальные не подозревали о разыгрывающейся между Мазоем и Дзиртом драме. Они были слишком заняты ожиданием возвращения Гвенвивар, слишком погружены в размышления об ужасе, который вызовет у гномов такой блестящий убийца, слишком увлечены мрачным юмором этой ситуации, извращенным юмором дровов, когда то, что должно было бы вызвать слезы, вызывало у них смех.

Закнафейн До'Урден. Наставник, учитель, друг. В слепой ярости, вызванной собственными разочарованиями, я не раз приходил к выводу, что Закнафейн не отвечал ни одному из этих определений, Может быть, я ждал от него большего, чем он мог мне дать? Может быть, я напрасно ожидал совершенства от этой измученной души? Следовал ли он общепринятым нормам вопреки собственному опыту, или его опыт отрицал эти нормы?