Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маслов говорил сам с собой. При всем затаенном негодовании он не мог не признать, что есть в полотнах Игоря некая магия, черная или белая – не ему судить.
Он опять представил себе мастерскую художника, обрамленную бронзовыми завитками багета картину, стоящую в тишине и темноте, наполненной ее колдовскими вибрациями, и задрожал от вожделения. О, как бы он хотел причинить Игорю такую же боль, какую испытывал сам! Пусть попробует, каково это, когда отбирают самое дорогое…
Много лет назад они с Домниным, оба студенты, стояли на набережной Невы и любовались каменными сфинксами.
– «Его лицо прекрасно, а рот несет печать изящества», – произнес Феофан, повторяя слова арабского путешественника о Сфинксе из Гизы. – Хотел бы я побывать в Египте и посмотреть на этого исполина! Древние считали Сфинкса живым существом, которому боги повелели следить за порядком. Когда поведение людей переходит границы дозволенного, он спрыгивает с пьедестала и удаляется в Ливийскую пустыню…
– Зачем? – спросил Домнин.
– Зарывается там в песок. Я бы на его месте поднимал песчаную бурю!
Они заговорили о скульпторе, который высек из скалы гигантскую статую.
– Я не верю, что Большой Сфинкс создан рукой человека, – твердил Маслов. – Он слишком велик.
– Имеешь в виду размеры?
– Конечно, нет. Египтяне называют его Шепес Анкх — Живой Образ.
Недавно Феофан вспомнил о том разговоре, сделал гипсового сфинкса и послал Игорю, но художник, видимо, не понял намека…
Потом, выбирая на продажу из собранных отцом произведений живописи копию Кнопфа, Маслов остановился на «Ласках». Художники эпохи модерна нередко прибегали к изображению сфинкса, открывая в этом мифическом персонаже символ другого мира , существующего бок о бок с миром людей…
Первые дни марта почти ничем не отличаются от зимних. То же можно сказать и о ночах. Морозец и мелкий снежок, ветер, хруст под ногами, безлюдные улицы, стылый свет фонарей, огни вывесок и витрин. Холод пробирается за воротник, щиплет щеки.
Астра и Матвей замерзли, стоя в темноте подворотни.
– Что мы здесь делаем? – сердился он, потирая уши. – Кого-то ждем?
– Возможно, нам повезет, и мы увидим что-то интересное.
– Как бы не так!
Астра не сводила глаз с заветной двери.
– Там кто-то есть? – спросила она у Матвея. – Как думаешь?
– По-моему, никого. Окна закрыты жалюзи, да и время позднее. Нормальные люди давно разошлись по домам спать.
– Где ты видел нормальных людей? – хихикнула она.
По улице, отбрасывая на снег черную тень, скользнула фигура в надвинутой на лицо шапочке. Астра затаила дыхание и вцепилась Матвею в руку. Человек прошел мимо, приостановился. Блеснул огонек – одинокий прохожий прикуривал сигарету. Через минуту он свернул, и его шаги стихли в глубине переулка.
– Долго мы здесь торчать будем? Пока не превратимся в ледяные статуи?
В ответ на слова Карелина на улице показались двое пьяных – тот, который крепче держался на ногах, вел второго домой.
– Где ты живешь-то? – донеслось до наблюдателей. – Д-давай… ищи…
Заблудившийся любитель спиртного затянул песню. Отголоски его вокала еще долго раздавались из снежного мрака.
– Одни забулдыги бродят… – ворчал Матвей. – Их мы, что ли, караулим?
Астра не на шутку замерзла: ног она уже не ощущала, губы свело. Ожидание явно затягивалось. Может, она ошиблась, и никто сюда не придет?
– Ты взял свои железки? – шепотом спросила она.
– Взял, но…
Матвей хотел сказать, что действия, на которые она его толкает, называются «незаконным проникновением в чужое помещение», однако Астра потянула его за рукав, и он молча пошел за ней. Хруп-хруп… Эхо их шагов ударялось о стены старых домов, много раз перестраивавшихся. Фундаменты здесь закладывались, наверное, еще в восемнадцатом веке.
– Сигнализации нет, – объяснила Астра, показывая ему дверь с большой металлической ручкой. – И замки самые обычные.
– Странная беспечность…
– Не все люди панически боятся воров. К тому же сигнализация не панацея, это я тебе как дочь богатых родителей говорю. Кому надо, тот и бронированную дверь откроет, и сейф… и все, что угодно.
Матвей приметил на соседнем доме камеру наружного слежения, но здесь, за углом, ее обзору мешал большой каменный выступ.
– Все равно странно, – упрямо повторил он, оглянулся по сторонам и полез в карман за отмычками.
Эту науку он постиг еще в юности, когда отец брал его с собой на тренировки по выживанию в экстремальных обстоятельствах.
– Мужчина должен уметь любой замок открыть подручными средствами, – учил своих питомцев Карелин-старший. – В жизни всякое случается. Может дверь захлопнуться, а в квартире маленькие дети остались или суп на плите варится. Может замок заклинить… Можно ключи потерять.
– А можно в чужую квартиру попасть, где деньги лежат! – сострил кто-то из подростков.
– Любое умение человек либо во благо использует, либо во вред. Медицина тоже учит не только как вылечить, но и как убить. Добро и зло – близнецы. Все зависит от мотива. И помните: злое дело на себя беду навлекает, доброе – вознаграждается.
«Не все в нашем существовании так однозначно, – думал Матвей, поворачивая отмычку. – Что я сейчас делаю? Благо творю или преступление?» Он слышал сзади горячее и частое дыхание Астры, она подгоняла его:
– Скорей, кто-то идет, кажется…
Тревога оказалась ложной. Они скрылись за дверью, очутились в глухой плотной темноте, внешние звуки как отрезало: остались только дыхание старых стен, шорохи и слабое потрескивание рассыхающегося дерева.
– Что это шуршит?
– Мыши! – нарочно припугнул свою спутницу Карелин. – Или тараканы.
– Зря стараешься, – усмехнулась она. – Я боюсь исключительно змей и скорпионов.
Он посветил фонариком и нашел выключатель.
– Черт, не работает. Лампочка перегорела, наверное. Что мы здесь забыли вообще?
– Ты запер дверь?
– Она захлопывается. Замки давно пора выбросить. Не нравится мне эта легкость, с которой мы сюда попали. Кто-то будто нарочно…
– Тсс-с…
Они замерли, прислушиваясь. Где-то в недрах помещения раздался тихий шелест.
– А вдруг нас поджидают? – прошептал Матвей.
– Кто?
– Сфинкс! Сидит и точит отравленные когти.
– Хватит. Идем спрячемся. Если до пяти утра ничего не произойдет, отправимся восвояси ни с чем.