Сашка услужливо распахнул заднюю дверцу «Грома», добычу аккуратно уложили на сиденье, после чего сами быстро запрыгнули в машину и рванули в направлении конторы.

– Вон, смотри! Это не наш? – толкает меня локтем в бок Платонов, отвлекая от воспоминаний.

Из дверей бизнес-центра вышел черноволосый высокий парень, закурил и не спеша направился к автобусной остановке.

– Нет. Наш ростом пониже и волосы… Стоп! А вот это, кажется, он… Да – он!

Сквозь застекленные стены первого этажа частично просматривался холл, поэтому я узнаю Богомолова еще до того, как парень появляется в дверях. Несмотря на выходной, Юрий все так же одет в белоснежную рубашку с галстуком, а в руке держит светлую матерчатую куртку. Перебросившись парой дежурных фраз с вахтером – уже не Геращенко, а его сменщиком – он минует турникет и, оказавшись на улице, бросает недовольный взгляд на небо. А небо постепенно затягивается тучами. Осень, как я еще вчера отметил, начинает потихоньку вступать в свои права.

Богомолов неторопливо надевает куртку и закуривает.

– Юрий Юрьевич! – окликаю я, выйдя из машины.

Тот недоуменно смотрит в мою сторону – не узнал. Да и бог с ним – может, оно и к лучшему. Я подхожу вплотную и предъявляю парню служебное удостоверение.

– Нам бы хотелось с вами побеседовать.

– О чем? – В голосе Богомолова сквозит удивление.

– Это я вам расскажу по прибытии.

– А что – куда-то надо ехать?

– В наше управление, на Чайковского, – поясняю я спокойным, но не допускающим никаких возражений тоном. – Прошу вас к машине!

– Но я сейчас не могу – у меня.

– Юрий Юрьевич, вы, вероятно, не очень хорошо меня поняли. Мы – из управления по борьбе с организованной преступностью. А это означает, что, если нам надо с вами побеседовать, то ваши дела могут подождать. Да даже если и не могут, то все равно подождут. Прошу!

Богомолов чуть заметно поводит плечами – правда, скорее равнодушно, чем возмущенно – и спокойно следует в указанном мной направлении. Я, разумеется, не отстаю, да и Платонов на всякий случай вышел из салона. Кто знает, что у этого парня на уме? Ведь спокойствие это – чисто внешнее, на самом деле он сейчас нервничает. Вон взгляд потух моментально, будто кто-то внутри рубильник отключил. И плечи чуть заметно опустились. Понял, видать, что игра окончена.

Уважаемому читателю, полагаю, понятно, что визит сотрудников правоохранительных органов является не слишком радостным событием в жизни любого человека. И, будь вы даже абсолютно чисты перед законом, все равно занервничаете – особенно если уже имели удовольствие хоть раз сталкиваться с нашей замечательной милицией. А уж когда, как говорится, «рыльце в пушку»…

Вашему покорному слуге сие очень часто наблюдать приходилось. Один тип, например, на меня с клюшкой бросился. Правда, тогда мне в какой-то степени повезло: в заставленном шкафами коридоре коммуналки ему не удалось как следует размахнуться. Удар я тогда блокировал без особых хлопот, а потом с помощью подскочившего участкового этого буяна быстро скрутил. Правда, левая рука потом неделю болела, но это, что называется, издержки производства. А уже в отделении мужик этот маленько оклемался и, опасаясь, что ему эту клюшку сейчас по полной программе припомнят, поспешил накатать явку с повинной. Повинную голову, типа, меч не сечет, да и менты, как известно, «повинку» уважают и многое в этом случае готовы простить. Кстати говоря, так оно и есть на самом деле. Парадокс ситуации, правда, заключался в том, что признался задержанный отнюдь не в том деянии, которое ему инкриминировалось. Там, как чуть позже выяснилось, он действительно был не при делах. Но, так или иначе, а четыре квартирные кражи мы тогда «подняли».

Другой барбос, помнится, сердечный приступ имитировал – жена ему даже «скорую» вызвала. Искусно, кстати, имитировал – госпитализировали. А, может, и не имитировал вовсе. Неважно, словом! Важно, что и там фокус не удался. Коля Николаев – не пацан зеленый, и кровать, на которой жалобно постанывал чуть ли не умирающий в ожидании врача клиент, потом внимательно в присутствии понятых осмотрел. Десять тысяч рублей – деньги по тем временам далеко немалые – под матрацем нашли и кое-что из драгоценностей, проходивших по различным делам.

У нас с Серегой не было ни времени, ни желания тянуть волынку, поэтому, едва войдя в кабинет, мы сразу взяли быка за рога.

– Слушай, голубь! – Платонов усаживается на краешек стола подле нашего гостя, сидящего на стуле в центре кабинета. – Чтобы друг другу нервную систему не расшатывать, давай сразу так договоримся. Ты сейчас нам по-быстрому все рассказываешь, причем в подробностях, и желательно в письменном виде. А мы за это избавляем тебя от излишнего вреда здоровью, а также, в порядке дополнительной любезности, определяем в приличную камеру. Ну, что ты так на меня уставился?

– Какую камеру? За что?!

– За то, что задаешь идиотские вопросы, – поясняет Сергей. – Здесь, в этом кабинете, твое дело не задавать вопросы, а на них отвечать. Задавать же вопросы здесь будут два весьма уважаемых человека. Эти два уважаемых человека – заметь! – много старше тебя и мудрее. И, уж коль мы собственный выходной, которых в нашей жизни не так уж много, тратим на беседу с тобой, то не ценить это – откровенно невежливо.

– Но я.

– А в камеру тебя, Юрик, определят по подозрению в совершении убийства, – добавляю я, не давая Богомолову сказать и выводя на экран компьютера чистый бланк явки с повинной. – И учти при этом, что камеры – они разные бывают. В иной контингент относительно приличный, а в иной такие соседи попадутся, что даже холодный карцер по сравнению с ней раем покажется. Но, пока тебя в карцер переведут, столько времени утечет. Поэтому, если ты в этом кабинете будешь плохо себя вести, то мы тебе и камеру соответствующую подберем. Для нехороших мальчиков. Сто раз потом пожалеешь, что за дураков нас держал.

– Я не понимаю – какого убийства?!

Удивление Богомолов изображает настолько натурально, что даже собственному папаше запросто может дать сто очков вперед. Вот и говори после этого, что на детях талантливых людей природа отдыхает.

– А на тебе так много убийств висит, что ты желал бы уточнить, о каком конкретно тебя сейчас спрашивают? – язвительно интересуется Платонов. – Дабы ненароком не перепутать и лишнего не сболтнуть?

– Да вы что?! Я никого не убивал!

– Речь идет об убийстве Алексея Викторовича Глебова, который проживал на одной лестничной площадке с твоим отцом. Убийство это было совершено вечером третьего сентября, – поясняю я. – Или ты хочешь сказать, что ничего о нем не слышал?

– Почему не слышал? Мне отец рассказал, что соседа у него убили. Но почему вы думаете, что это сделал я? Я же как раз в тот день на работе был, на сутках. Вы можете это легко проверить, и.

– Юра, тебе же только что сказали, что, если два уважаемых человека тратят на тебя свой законный выходной день, то уж, наверное, не с бухты-барахты. Представь себе, уже проверили! И потому нам отлично известно, что алиби у тебя – липовое. Это ты своему начальству можешь мозги пудрить, что в тот день добросовестно работал и офис не покидал. И даже записи в журнале дежурств делать о том, что якобы какой-то обход в десять часов вечера совершал. Да не было тебя в это время в офисе! Неужели ты думаешь, что твой фокус с якобы забытым наверху пропуском сработал? Ошибаешься! Вахтера Геращенко мы уже допросили, и он прекрасно помнит, как и во сколько ты в тот вечер с работы уходил. И во сколько вернулся. Как, говоришь, «Зенит» с «Торпедо» тогда сыграли – по нулям?…