Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все это приводилось в боеготовность и осваивалось по 24 часа в сутки. И только теперь готово к применению. Поэтому мы здесь, чтобы, оставляя Вязьму, 16-я Армия могла громко хлопнуть дверью и прищемить нос самым шустрым. Как только мы согласуем наши общие планы, придет приказ об оставлении города.
– Понятно. Вопрос с боеприпасами…
– Вся техника, включая реактивные дивизионы, будет обеспечена всем необходимым.
– Тогда за работу!
30 октября 1941 г.
Особый район
Сегодня батареи его полка сдавали заключительный экзамен по освоению новой техники. Времени, конечно, на это отпущено было немного, две недели! Это с одной стороны. А с другой – ничего принципиально нового в этой технике не было. Да, более совершенная! Да, более мощная! Но артиллерия с ее расчетными таблицами, дальностями, углами и азимутами, ею и осталась. Только возможности в уничтожении врага увеличились. В каждой батарее полка были те, кто имел реальный боевой опыт лета и осени, и этот опыт как раз и передавался одновременно с изучением техники. Плюс ко всему в помощь были и методички по применению вверенного оружия. Ну, и нельзя сбрасывать со счетов желание бойцов быстрее пойти в бой. Особенно учитывая, что артиллерия союзников ежедневно участвовала в нанесении огневых ударов по позициям немцев. Для бойцов и командиров его полка наиболее интересно было наблюдать работу коллег – батарей РСЗО «Град». Иногда в помощь «градам» приезжали более мощные системы крупного калибра и с невероятной дальностью стрельбы.
Поэтому Флеров вполне обоснованно доложил командующему артиллерией 20-й Армии о готовности его полка к выполнению боевой задачи. На что тот усмехнулся и поправил: «Учебно-боевой». Да! Официально эти стрельбы знаменовали собой окончание учебного процесса. Только в качестве учебных мишеней будет реальный враг, и вместо полигона – его позиции. Поэтому подготовка к выполнению этой «учебно-боевой» задачи велась со всей тщательностью и вниманием. Кстати, это тоже был своеобразный экзамен на профпригодность его штаба.
Полк был поднят ночью по тревоге, и сейчас колонны дивизионов выходили на свои маршруты. Задачей полка было оказание артиллерийской поддержки стрелковым дивизиям 16-й Армии. По сведениям разведки, сегодня немцы планировали проведение решительного наступления с целью прорыва обороны советских войск и разрушения ее целостности. Дивизионы должны были использоваться отдельно – каждый на своем направлении по скоплениям врага. Срок выполнения задач – световой день. Районы развертывания были определены заранее, но требовалось уточнение на месте. Информацию о целях должны были обеспечить штабы тех дивизий, в интересах которых и должны были работать его подчиненные. На выполнение задач отпускалось три боекомплекта. Поэтому сам Флеров выехал вместе с первым дивизионом, начштаба – со вторым, и заместитель – с третьим дивизионом. Машины двигались с соблюдением мер светомаскировки, поэтому сам марш и регулирование движения на маршрутах уже само по себе было непростой задачей. К тому же его полк был не единственным, кому предстоял экзамен. Все сформированные части 20-й Армии находились в движении. Шли танковые колонны, перемежаемые подразделениями артиллерии, машины снабжения и обеспечения, покачивая длинными антеннами, куда-то спешили КШМки. Район формирования стал похож на разбуженный муравейник.
Дивизионы развертывались, опережая нормативы, точно стреляли и быстро покидали огневые позиции. Их машины с легкостью преодолевали бездорожье, меняя позиции для нанесения следующего удара. Флерову было неизвестно, отвечал ли огнем по уже оставленным его подчиненными огневым позициям противник. Возможно, этого и не было, ведь он точно знал, что по немецким батареям работали и его соседи – артиллеристы Мельникова. И не только они! В этот день немцам показали, как их будут бить в скором времени. Точно и беспощадно! Но его радовал факт, что его батареи стали еще более быстрыми и неуловимыми. А когда будет укомплектован и зенитный дивизион – еще и способными огрызаться против немецких стервятников.
Сам Флеров в командование дивизионом не вмешивался. Обеспечивающие работу его подчиненных союзники дали возможность наблюдать ее с помощью камеры БПЛА. Флеров откуда-то сверху сбоку видел лощину, в которой разгружалась с автомобилей прибывшая немецкая пехота. Лощина находилась за второй линией немецких траншей и с фронта не просматривалась, плюс знание о нехватке снарядов у русской артиллерии позволило немцам забыть об осторожности. И вот эту массу пехоты кучно накрыл залп его минометов. Почти 300 мин калибром 140 мм в течение десяти секунд. Флеров не знал, сколько там было врагов – два батальона или полноценный пехотный полк, но когда развеялся дым разрывов, то можно было говорить лишь о единицах счастливчиков, выживших в этой мясорубке. Хотя Флеров сомневался, что уцелевшие могли остаться в разуме. И вместе с тем он испытал удовлетворение и гордость за то, что сделали его бойцы и командиры! Он десятки раз подавал за эти месяцы своей батарее команду «Огонь!». После залпа батарея быстро сворачивалась и меняла позицию. Потом ему передавали разведданные о нанесенных немцам потерях, но это были цифры на бумаге. Ему и его людям никогда не суждено было видеть результаты своей работы. И вот теперь ему представилась такая возможность!
Он оторвался от экрана, на котором камера плыла уже над немецкими траншеями, и, посмотрев на оператора, решился задать вопрос. Нет, он не опасался союзников, даже уже привык к их манере общения. Точнее, трудностях, которые многие из них испытывали, пытаясь запомнить знаки различия бойцов и командиров РККА. Не все, но многие, обращаясь к нему, произносили «Товарищ…» и далее следовала пауза, в течение которой говоривший напрягал мозги, что было заметно на его лице, определяя его звание. Но нужно отдать должное, таких становилось все меньше. Кстати, в свою очередь, ему тоже было трудно определить звания союзников, когда на них были надеты бронежилеты. Поэтому как-то само собой в их среде стало нормой сразу представляться друг другу. Но его самого напрягало незнание, что можно и что нельзя в их отношениях. За пределами, разумеется, служебных отношений. А сейчас, по его мнению, он как раз и выходил за эти пределы.
– Товарищ лейтенант! А… нет такой возможности – вот этот эпизод записать, что ли? Простите, я не знаю, как это назвать, но мне хотелось бы, чтобы это увидели и мои подчиненные.
Лейтенант внимательно выслушал и повернулся к своему товарищу, обеспечивающему связь.
– Вадим! Флешку дай! Товарищу подполковнику нужно.
Тот скинул наушники, надетые просто на шею, и, поднявшись, достал что-то из кармана куртки.
– На! Но у меня там фильмы записаны.
– Я знаю! Место еще осталось?
– Сколько-то есть.
– Ну, постараюсь вместить. Но флешка…
– Да понял! Но как отказать товарищу кап… Виноват! Подполковнику Флерову!
И незнакомый Вадим отдал что-то маленькое, похожее на зажигалку, лейтенанту.
– Сейчас посмотрим, что тут у нас.
Лейтенант вставил этот предмет в свой аппарат и защелкал клавишами, продолжив через минуту: