Однако он, Спирин, считал бы арест братьев грубой ошибкой. Сегодня у партии есть исторический шанс не просто выявить всех активных противников советской власти, но и то, что бывает реже редкого: разом врагов уничтожить.

Таким оптимистом, – продолжал Спирин, – меня делает вот что. По надежным агентурным донесениям, нам стало известно, что недавно два брата, которые прежде, несмотря на тактические разногласия, действовали заодно, в кровь разругались. Вражда между ними смертельная. И сейчас, пока никто не успел их примирить, снова между собой свести, есть возможность развязать в стане контрреволюции настоящую гражданскую войну.

Силы братьев примерно равны, ожесточение между ними и их сторонниками чрезвычайное, если им позволить, они будут резать друг друга и резать. От партии, – говорил дальше Спирин, – требуется немногое: чуть контрреволюции помочь. Я предлагаю организовать на Ходынском поле их схватку, а чтобы каждому из братьев было легче собрать преданных ему людей, думаю, достаточно будет на месяц сделать железные дороги в стране бесплатными. Почему Ходынка? – пояснил он. – И по размерам – десять квадратных километров, и по удобству контроля лучше места не найдешь во всей стране. То есть нам нужно организовать транспорт, с остальным они справятся и сами». Дабы снять оставшиеся вопросы, Спирин заключил: «Ненависть между Феогностом и Колей Кульбарсовыми так сильна, что и тот, и другой готовы принять от нашей партии любые услуги, даже готовы, чтобы в их войне она была судьей, арбитром, лишь бы без помех один брат мог расправиться с другим».

Доложенное Спириным поразило цекистов и в корне переломило ситуацию: разом выявить всех врагов и разом же их уничтожить – о подобном никто из партийцев и мечтать не смел. Задача, с которой НКВД не справился бы и за десятилетия, Спирин предлагал решить за день, максимум – за неделю. Понятно, что вопрос о его отставке сам собой отпал, более того, по личному предложению Сталина для проведения операции, получившей кодовое название «Каин», ему были предоставлены особые полномочия. Они далеко выходили за рамки обычных для заместителя главы НКВД. Скоро спиринские полномочия и вовсе сделались исключительными.

На следующий день после этого триумфального для Спирина секретариата Коля и послал Феогносту свой знаменитый вызов. Однако я, Анечка, не стал бы утверждать, что Спирин просто дал ему отмашку или, того хуже, они вообще находились в сговоре, скорее, раньше Спирин через Нату как мог от этого шага Колю удерживал, а теперь перестал. Вызов был лаконичен и мало походил на другие Колины письма, в конце же, постскриптум, говорилось, что если Феогност их с Колей спор готов передать на Божий суд, то хорошо известный им обоим Илья Спирин дал ему понять, что готов помочь и в организации поединка, и в улаживании необходимых формальностей.

Феогност ответил, что Божий суд его устраивает, и ровно через пять дней фельдъегерской почтой в Экибастуз, где он, закончив очередной пятилетний срок, жил на поселении, было доставлено спиринское послание. В отличие от Колиного, оно было подробно и сделано с исключительной тщательностью. Буквально каждая деталь снабжена ссылками на прецеденты и авторитеты. Вряд ли Спирин писал его сам, уверен, послание – коллективный труд историков из неведомой шарашки. Но тонкости, которых там вагон, – чушь; конечно, по существу все было правильно, только толку от этой правильности в тогдашней России было как от козла молока.

Посуди, Анечка: где Коле и Феогносту было раздобыть положенные одеяния – все с гербами, где найти кольчуги, латы и шлемы, где взять копья и мечи, когда, наконец, заучивать бесконечные обращения, поклоны, реверансы, которыми противники должны обмениваться перед началом и после окончания поединка. Однако две вещи в письме были чрезвычайно важными.

Во-первых, Спирин написал Феогносту, что и он, и Коля в соответствии с существующими прецедентами могут явиться на судебное поле в сопровождении верных им людей. Причем те вправе принять участие в поединке на равных с ними или даже вместо них. Спирин сознавал, что и Коля, и Феогност за сей пункт буквально ухватятся. Для них здесь был шанс обойти, избежать судьбы Каина и Авеля. Увы, одновременно на надеждах Спирина, что брат убьет брата, а затем, в свою очередь, будет проклят Богом, ставился жирный крест. Однако выхода не было. Весь план, который он так блистательно доложил на секретариате ЦК, строился на том, что каждый из братьев приведет на битву сотни и тысячи своих сторонников – и сейчас для него главным было именно это.

Второе из важного – подробный разбор, как он, Спирин (если, конечно, Феогност и Коля выразят согласие), решит дело, если исход поединка окажется неопределенным. То есть, когда Господь не даст ясно понять, кто из них, Коля или Феогност, перед Ним прав, чья жертва принята.

Уже через сутки после визита фельдъегеря Феогност срочной телеграммой подтвердил как спиринские полномочия, так и то, что принимает условия поединка. В общем, первый, подготовительный этап закончился вполне благополучно и настал черед кропотливой практической работы. Она, что естественно, у всех троих была разная.

К примеру, Спирин, тут же привлек почти половину кадрового состава НКВД для вербовки на местах групп добровольцев, готовых участвовать в поединке Коли и Феогноста. Людей надо было не только найти и собрать, необходимо было организовать их переброску на Ходынское поле железной дорогой, автомобилями, гужевым транспортом. Однако, несмотря на все усилия, эта вербовка сразу не задалась. Один город за другим докладывал, что желающих или нет, или единицы, да и те, по агентурным данным, не идейные бойцы, просто они на халяву хотят прокатиться в Москву. Колю, кстати (о спиринской неудаче он узнал из Натиного письма), последнее не огорчило. Он давно боялся, что Спирин только и ждет, чтобы их с Феогностом личный спор перерос в новую гражданскую войну. В Катином архиве добрый десяток Колиных писем Нате. В каждом предназначенный Феогносту призыв биться один на один, в крайнем случае, вывести на Ходынку не более пяти-шести верных людей. Как раз со столькими собирался идти на поединок сам Коля.

По-видимому, Феогност внял Колиным обращениям. В назначенный день он вышел на Ходынское поле лишь с пятью единомышленниками, все они были юродивыми. Среди них – один расслабленный, в миру Феогностов тезка, Федор Нижегородский (слышал, что он был редкий чудотворец и прозорливец); безрукий – ему их оторвало на заводе – Сереженька Тихвинский, великий постник и тоже прозорливец; была и та юродивая, которая когда-то и себя, и камеру измазала собственным дерьмом, а в довершение им же написала на стене «Ленин – ублюдок недоделанный», после чего чекисты выгнали ее к чертовой матери и уже не трогали. Звали ее Варвара Владимирская. Были еще двое, имена которых мне выяснить, к сожалению, не удалось.

Откровенно говоря, Анечка, для меня и по сию пору загадка – как Феогносту удалось их собрать; ведь лишь один из пяти был грамотный, да и жили они по большей части, скитаясь. Тем не менее он их нашел и сделал это довольно быстро. Ты, наверное, думаешь, что куда меньше проблем было у Коли – раз благодаря Козленкову все близкие ему люди жили в одной квартире, но это заблуждение.

Конечно, вывести людей на Ходынку Коле было несложно, но остальное давалось ему с трудом, ведь он задумал составить из своего отряда правильное, хорошо обученное войско, знающее толк и в стратегии, и в тактике. Причем тактике новой, для противника совершенно неожиданной. Когда-то македонская фаланга с легкостью громила превосходящие ее по всем статьям армии лишь потому, что у нее не было слабых мест. Нечто подобное Коля готовил и Феогносту (Козленкову он говорил, что пусть братец приведет на Ходынку юродивых хоть со всей России, его отряд опрокинет их первым же ударом).