- Это глупо, милая!

- Нет, не глупо. Мужчины, да и женщины тоже, всегда влачат за собой цепи. А когда нет цепей...

- Ну что ж, тогда разреши мне взять дом на себя, а ты сможешь уехать, когда я тебе надоем. - Его голос звучал приглушенно и обиженно. Она слышала, как он ворочается с боку на бок, словно сердится на подушки.

- Нет. Я не могу этого объяснить, но так лучше.

- Мы только начинаем нашу совместную жизнь, а ты говоришь так, словно хочешь ее разорвать. Это обидно, Джип. Вот и все.

Наступила мертвая тишина, оба лежали тихо в темноте, как бы стараясь победить друг друга одним молчанием. Прошел почти час, прежде чем он вздохнул, и, почувствовав его губы на своих, она поняла, что победила.

Она сидела в кабинете, и лунный свет падал на ее лицо. Снова нахлынули воспоминания о днях, которые они провели вместе в этом старом доме.

В первую зиму Саммерхэй сильно расшибся на охоте. Вспоминать о том, как она его выходила, было удивительно приятно, хотя с тех пор прошло уже два года. Чтобы ускорить выздоровление, они поехали в марте в Пиринеи, в Аржелес-цветущий миндаль, синева неба, чудесные две недели! Когда они возвращались домой, в Лондоне произошла первая неприятная встреча. Однажды вечером, выходя из театра, Джип услышала женский голос:

- О! Брайан! Как давно мы не виделись! Он ответил нерешительно, словно обороняясь:

- Здравствуй! Как поживаешь, Диана?

- Где ты пропадаешь все время? Почему не бываешь у нас?

- Живу в деревне, как-нибудь зайду. До свидания.

Высокая девушка, рыжеволосая, с удивительно белой кожей и карими - да, карими! - глазами... Джип видела, как эти глаза с каким-то жгучим любопытством окинули ее с головы до ног. Брайан взял Джип под руку.

- Пойдем, возьмем машину.

Когда они выбрались из толпы, она сжала ему руку и спросила:

- Кто она?

- Троюродная сестра, Диана Лейтон.

- Ты ее хорошо знаешь?

- О, да, мы часто встречались.

- И она тебе очень нравится?

- В общем, да.

Он внимательно посмотрел ей в лицо; в глазах его, обычно серьезных, искрился смех. До сегодняшнего дня эта высокая девушка с ослепительно белой кожей, с жгучими карими глазами и огненно-рыжими волосами была для Джип всего лишь не совсем приятным воспоминанием. Как раз с того вечера они решили больше не скрывать свою связь, стали ходить, куда хотели, не опасаясь встречи с кем-либо из знакомых. Ничто так не помогает пренебрегать обществом, как любовь. К тому же они редко бывали в Лондоне. Но Джип никогда не покидало ощущение, что тот идеал жизни, к которому стремилась она, вовсе не идеал для него. Ему надо бывать в свете, встречаться с людьми. Его нельзя отгородить от светских развлечений и обязанностей; в один прекрасный день он может почувствовать, что прозябает по ее вине. Ездить каждый день в Лондон было утомительно; и она уговорила его нанять меблированную квартиру в Темпле и ночевать там три раза в неделю. Несмотря на все его мольбы, она ни разу не побывала в этой квартире и, приезжая в Лондон, всегда останавливалась на Бэри-стрит. Она боялась вызвать у него ощущение, что висит на нем тяжелым грузом. Быть для него всегда желанной, не будничной, чтобы, уезжая, он стремился поскорее вернуться к ней! Она никогда не спрашивала его, где он бывает, с кем встречается. Но иногда она задавала себе вопрос: любит ли он ее так, как любил раньше? Такая ли его любовь, как ее - страстная, обожающая, заботливая, самоотверженная, отдающая себя целиком? Но в душе она требовала взамен такой же любви - ибо как может гордая женщина любить человека, который ее не любит? Ее любовь всегда жаждет союза более полного, чем тот, который возможен в этом мире, где все движется и изменяется. Восставать против пут такой любви у нее и в мыслях не было. Она не выдвигала никаких условий: она поставила все на одну карту, как когда-то сделал ее отец.

Лунный свет теперь уже ярко заливал старый письменный стол и вазу с тюльпанами, придавая цветам призрачный оттенок, словно они явились из какого-то другого, недоступного человеческому познанию мира. Луна бросала яркие блики на бронзовый бюст Вольтера, и, казалось, он усмехается уголками своих запавших глаз. Джип немного повернула бюст, чтобы свет упал на другую сторону лица Вольтера. Под бюстом на дубовой доске лежало письмо. Она потянула его к себе:

"Дорогой Брайан!

Но послушай же - ты растрачиваешь себя!"

Джип положила письмо на место и встала, желая побороть искушение прочесть до конца и посмотреть, от кого письмо. Нет! Чужих писем не читают. Потом вдруг до нее дошла вся важность этих нескольких слов: "Дорогой Брайан! Но послушай же - ты растрачиваешь себя!" Почерк женский, но не матери и не сестер, их почерк она знала. Кто же посмел сказать, что он растрачивает себя? Письмо явно не первое. Какая-то близкая ему женщина, имени которой она не знает, потому что... потому что он никогда не говорил о ней. Растрачивает себя - на что? На жизнь с нею здесь? А может быть, так и есть? Она стала рыться в памяти. В прошлое рождество, в те солнечные, холодные, прекрасные две недели, которые они провели во Флоренции, он был полон веселья. А теперь - май. От прежней веселости не осталось и следа... "Но послушай же - ты растрачиваешь себя!" Внезапная ненависть вспыхнула в Джип к этой неизвестной женщине, которая посмела сказать это; ее бросило в жар, уши зарделись. Ей захотелось разорвать письмо в клочки. Но Вольтер словно сторожил ее и смеялся над ней. Она вышла из комнаты и подумала: "Пойду встречу его, я не могу сидеть здесь и ждать".

Она вышла в залитый лунным светом сад и медленно побрела по ярко освещенной дороге к станции. Была волшебная ночь, сухая, без росы. Лунные блики ложились на деревья, точно инеем покрывая стволы и ветви, одевая в трепещущее призрачное серебро буковую рощицу. Ни один листочек не шевелился, нигде ни живой души. Она подумала: "Я поведу его домой через эту рощицу". И она стала ждать его на дальней опушке, там, где он должен был пройти. Пришел поезд; мимо промчалась машина, за ней велосипедист; потом она увидела первого пешехода, он широко шагал, почти бежал. Она увидела, что это Саммерхэй, и, позвав его, кинулась обратно в тень деревьев. Он бросился за ней.

Они уселись на большой пень. Прислонившись к его плечу и глядя на темные ветви, Джип спросила:

- У тебя был тяжелый день?

- Да. Задержался из-за поздней консультации, а потом старый Лейтон пригласил меня обедать.

Джип показалось, будто земля слегка подалась под ее ногами.

- Эти Лейтоны живут на Итон-сквер, да? Званый обед?

- Нет. Были только старики, Берти и Диана.

- Диана? Это та девушка, которую мы встретили, выходя из театра?

- Когда?! О! Ах да!.. Какая у тебя память, Джип!