Мужчины попятились от нее и побежали к дому. Патаи, вся дрожа, присела на мраморную скамью.

Патаи? Нет — Ровена. Это имя возникло из глубин ее памяти, и она встретила его, как ясное утро после грозовой ночи.

«Ровена. Я Ровена».

В саду показался еще один мужчина. Он поклонился ей

Серебристые волосы он заплетал в косы, но лицо было молодое, почти без морщин.

— Здравствуй, Патаи. Как поживаешь?

— Хорошо, Даришан, а вот у тебя усталый вид.

— Эта осада хоть кого измотает. Можно посидеть с тобой?

— Ну конечно. Мишанека нет, но ты оставайся и подожди его.

Откинувшись назад, он втянул в себя воздух.

— Люблю розы. Их аромат напоминает мне детство. Ты знаешь, что я тогда часто играл с Горбеном? Мы были друзьями. Прятались в таких вот кустах и делали вид, будто за нами гонятся наемные убийцы. Теперь я опять прячусь, но нет такого розового куста, в котором я мог бы укрыться.

Ровена промолчала, угадывая страх за его красивыми чертами.

— Я сел не на того коня, милая, — с проблеском веселости сказал он. — Думал, что лучше уж наашаниты, чем смотреть, как отец Горбена губит империю. Но своими действиями я лишь сыграл на руку молодому льву, научив его биться и побеждать. Как, по-твоему, смогу я убедить Горбена в том, что, в сущности, оказал ему услугу? — Он заглянул ей в глаза. — Нет, пожалуй, не смогу. Остается принять смерть, как подобает вентрийцу.

— Не надо говорить о смерти. Стена еще держится, и теперь мы не будем голодать.

— Да, — улыбнулся он. — Замечательный был поединок, но я, признаться, здорово трусил. Мишанек мог оступиться — и что сталось бы со мной, если бы Горбену открыли ворота?

— Мишанеку равных нет.

— Да, теперь нет. Но у Горбена раньше был другой боец... Друсс, насколько я помню. Его оружием был топор, и он уложил многих.

Ровена вздрогнула.

— Тебе холодно? — обеспокоился Даришан. — Не озноб ли это? — Он пощупал ей лоб, и она увидела, как он умирает на стене, пронзенный мечами и кинжалами воинов в черных плащах. Закрыв глаза, она отогнала видение. — Да тебе и впрямь нехорошо, — как будто издали донесся до нее голос Даришана.

— Небольшая слабость, — глубоко вздохнув, сказала она. — К празднику ты должна быть здорова. Мишанек отыскал трех певцов и лирика — будет очень весело. А я пришлю полный бочонок наилучшего лентрийского красного.

Вспомнив о торжестве, Ровена просветлела. Скоро исполнится год, как она оправилась от чумы... год, как Мишанек сделал ее по-настоящему счастливой. Она улыбнулась Даришану:

— Ты, конечно же, будешь завтра с нами? Вот и хорошо. Мне известно, как Мишанек ценит твою дружбу.

— А я — его. — Даришан встал. — Знаешь, он очень хороший человек — куда лучше нас всех. Я горжусь знакомством с ним.

— Так, значит, до завтра.

— До завтра.

— Должен признаться, старый конь, что без тебя мне было скучно, — сказал Зибен. Друсс промолчал, глядя в пляшущее, мерцающее пламя костра. Снага с пристроенным меж корней топорищем стоял лезвием вверх у ствола молодого дуба. По ту сторону костра Эскодас насаживал на вертел двух кроликов. — После обеда, — продолжил Зибен, — я угощу вас новыми приключениями Друсса-Легенды.

— Черта с два, — проворчал Друсс.

— Нет, Друсс, это стоит послушать, — рассмеялся Эскодас. — У него ты спускаешься в ад за душой некоей принцессы.

Друсс покачал головой, но в его бороде промелькнула улыбка, согревшая сердце Зибена. Месяц, прошедший после гибели Кайивака, Друсс все больше молчал. Первые две недели они провели в Лании, а потом двинулись через горы на восток. В этот вечер, будучи в двух днях пути от Реши, они разбили лагерь на лесистом холме над какой-то деревней. Друсс почти что вернул себе свой прежний вес, и колет, снятый с мертвого Кайивака, уже не болтался на нем.

Эскодас пристроил вертел над костром и сел, обтирая с пальцев кровь и сало.

— Надо совсем уж оголодать, чтобы есть кроликов, — заметил он. — На них и мяса-то нет. Надо было спуститься в деревню.

— Не люблю быть на людях, — сказал Друсс.

— Если б я знал, то явился бы за тобой раньше, — заверил Зибен.

— Знаю, поэт, но теперь это все в прошлом. Главное сейчас — найти Ровену. Она приходила ко мне во сне, когда я был в темнице, и дала мне силы. Я найду ее. — Он вздохнул. — Когда-нибудь я ее найду.

— Война почти окончена, — сказал Эскодас, — и после победы ты наверняка ее отыщешь. Горбен разошлет гонцов по всем городам и селам, и ее нынешний хозяин будет знать, что император требует ее возвращения.

— Верно, — просиял Друсс, — он и правда обещал мне свою помощь. Теперь у меня на душе полегчало. Звезды светят и ночь прохладна. Хорошо быть живым! Ладно, поэт, расскажи, как я спасал принцессу из ада. Да не забудь добавить парочку драконов!

— Ну нет, — засмеялся Зибен, — нынче ты чересчур благодушен. То ли дело, когда ты черен, как туча, и сжимаешь кулаки так, что костяшки белеют.

— Так я и думал — ты сочиняешь свои истории лишь для того, чтобы позлить меня. Эскодас повернул вертел.

— Мне его сказка понравилась, Друсс. Она звучит весьма правдиво. Думаю, если Дух Хаоса утащит-таки твою душу в ад, ты порядком накрутишь ему хвост.

Тут в лесу послышался шорох, и разговор оборвался. Зибен вынул один из своих ножей, Эскодас наложил стрелу на лук — только Друсс остался сидеть в ожидании. К костру вышел человек. Его тускло-серые одежды при ярком лунном свете блистали, как серебро.

— Я ждал тебя в деревне, — сказал жрец Паштара Сена, садясь рядом с Друссом.

— Мне и здесь хорошо, — неприветливо бросил тот.

— Я сожалею, сын мой, что ты претерпел столько страданий, и меня гнетет стыд за то, что я попросил тебя вернуть топор обратно. Но Кайивак опустошал всю округу, и его власть крепла день ото дня. То, что ты совершил...

— Что совершил, то и совершил, — буркнул Друсс. — Теперь твой черед выполнять уговор.

— Ровена находится в Реше и живет с солдатом по имени Мишанек. Он первый боец императора и командует наашанитами.

— Ты сказал — живет?

— Она замужем за ним, — поколебавшись, молвил жрец. Глаза Друсса сузились.

— Ложь. Ее могли принудить к чему угодно, только не к замужеству с другим мужчиной.

— Позволь мне рассказать тебе все по порядку. Как ты знаешь, я разыскивал ее долго и упорно, но безуспешно. Она словно не существовала. Нашел я ее случайно — увидел в Реше перед самой осадой и проник в ее ум. Она ничего не помнила о своей родине, совсем ничего. Я последовал за ней домой, где ее встретил Мишанек, и вошел в его сознание. У него есть друг, владеющий тайным знанием, — он-то и лишил Ровену дара провидицы. Сделав это, он заодно отнял у нее и память. Она не помнит никого, кроме Мишанека.