Из маяка выводят Селию, ее руки связаны за спиной, в шею уткнулся пистолет. Следом — ее отец. Он испуганно озирается по сторонам, идет с трудом, согнувшись. Завернут в одеяло. Что-то пытается крикнуть Эдлунду… Не разобрать, слишком высоко. Круг, снижение…

— Прости, я не знал! — кричит профессор Айвана.

Но Эдлунд молчит, баюкая рыдающую Вукович. Вдруг хорватка замечает Селию, вырывается, как кошка, очки летят на землю.

— Я убью тебя, дрянь! Убью! Я достану тебя и вырву глаза, разгрызу глотку и буду смотреть, как ты захлебываешься в крови!

И эта женщина — завуч Линдхольма?! Мужчина из Совета, видимо, думает о том же: он подозрительно смотрит на Вукович, и Эдлунд тянет ее назад.

— Найджел, Юми, уведите детей, — бросает директор.

Педагоги неумолимо гонят стайку учеников к главному зданию. Пантера обнюхивает пристань.

— Найдите ее! Вдруг она еще жива? Ей нужна помощь! — кричит Вукович людям из Совета.

— Шансов почти нет, — низкий голос мужчины перекрывает шум мотора. — И погодные условия не позволяют. Наш агент с тотемом моржа прибудет на поиски тела…

Женщина в форме незаметно толкает его локтем.

— Спасательная операция начнется завтра, — поправляет она. — Мы просветили воду прожектором… Простите, сегодня мы сделали все, что могли.

Вукович бросается в маяк. Никто не мешает ей: убийца уже на лодке.

Мара подлетает к окну, к тому самому распахнутому окну, из которого выпала некоторое время назад. Садится на подоконник, сложив крылья. Так тихо здесь теперь, так спокойно… Как будто ничего и не было. Только темнеют капли крови на полу.

Все стены в надписях, сердечках. Непрерывная вязь слов, признаний, планов. Мечты разных поколений сплелись в единую сеть.

Дверь, скрипнув, пропускает Вукович. Бедная! На ней же лица нет! Без очков, распухшие, мокрые глаза, из груди рвутся прерывистые вздохи. То ли рыдания, то ли лающий кашель.

— Ларе, нашел время летать! — сказала она, обессилено опустившись на колени.

Мара вспорхнула внутрь, тряхнула головой, прикрыла глаза, вернула облик. И сразу стало так холодно и неуютно.

— Мисс Вукович, это я!

— Что?! Но как… Откуда… Нет, скажи, что это правда! О, Боже! Мара! — хорватка кинулась к ней, заботливо завернула в свое пальто, стиснула, прижала к себе и разразилась новой порцией рыданий. — Я думала, ты… Как же так могло?.. Господи, ты жива! Ты цела!

Тонкие пальцы судорожно ощупывали лицо Мары, как будто она могла вот-вот исчезнуть.

— Это действительно я, — поморщилась девочка. — Кажется, я выяснила, кто моя мать. Инира Нанук. Потом я проглотила волос Эдлунда, чтобы трансформироваться, наверное, от стресса его тотем…

— Нет-нет, — замотала головой Вукович. — Все дело в другом. Это все эксперимент… Нет, разговоры потом. Нет времени. Кто-то видел, как ты взлетела?

— Нет… Не думаю… Вам бы сразу сказали.

— Не надо, чтобы кто-то знал. Срочно перевоплощайся, лети вниз, и жди меня на камнях, с другой стороны от причала. Я все проверю и позабочусь, чтобы никого не было рядом.

Мара кивнула, настроилась. Было непривычно освобождать разум и представлять природу, но все же вышло. Жар, холод, и снова крылья. Взлетела, ринулась вниз. Какое все-таки удовольствие — лететь! И никакого страха, только щемящее чувство детского восторга.

Она вцепилась когтями в мокрую скалу, поворачивая головой то в одну, то в другую сторону. Нелегко приспособиться к птичьему углу обзора. Вукович появилась с большим шерстяным одеялом и охапкой одежды.

— Густав сейчас по моей просьбе меняет лампу в холле. Остальные на обеде. Никого не должно быть. Трансформируйся.

Мара послушно вернула человеческий облик.

— Одевайся, — велела хорватка. — Вот так. А теперь лезь в воду.

— Что?! Она же ледяная!

— И возможно ты после этого заболеешь. Так будет даже правдоподобнее. Лезь.

Девочка присела на корточки, тронула пальцами негостеприимное море. Руку обожгло холодом.

— Но мисс Вукович…

— Мы теряем время! — женщина снова нацепила очки, превратившись в строгого завуча.

Мара вздохнула и прыгнула. Иначе она бы не осилила это жуткое зимнее купание. Напоролась ногой на камень, хотела вскрикнуть, но изо рта вырвался только хрип. Дыхание перехватило, грудь сдавило тисками.

— Да… чтоб… тебя… — дрожа, она шептала самые забористые ругательства, которые помнила из детского дома.

— Я этого не слышала, — сказала Вукович. — И не забудь голову намочить.

Мозги будто заскрипели от холода, изо рта рвался пар. Мокрая одежда отяжелела, гирей тянула на дно.

— Достаточно… — голос хорватки пробивался сквозь стук зубов.

Как робот, который только учиться управлять конечностями, Мара вылезла наружу, царапая руки о камни. Морская соль тут же въедалась в раны, причиняя боль.

— Царапины даже правдоподобнее, — кивала женщина вместо того, чтобы посочувствовать.

Вукович завернула ее в одеяло, растерла и повела в главное здание. Девочку трясло, она едва соображала.

— Ларе, Мара жива, — торопливо сообщила женщина в телефон. — Пусть Полин готовит горячую ванну. И постель, ей лучше ночь провести в палате. Да, сильных повреждений нет. Я догадалась. Скажешь сам.

— Над-д-до сказ-з-зат-т-т-ь Бррррин! — с трудом проговорила Мара.

— У меня только номер Торду. Брин все равно сейчас в истерике.

— К-к-к-как в-в-в-вы?

— Не понимаю, о чем ты. Алло, Фернанду? Я сейчас веду Мару к мадам Венсан. Да, жива. Не кричи ты! Скажи Брин. Нет, навестить ее пока нельзя. Я сообщу.

Из трубки еще доносились вопли парня, когда Вукович сбросила звонок.

— Слушай внимательно, — шепнула она Маре. — Потому что внутри нас может кто- то услышать. Природа задумала тебя зимней, и родись ты у Иниры, ты была бы такой. Но Лена нарушила все естественные процессы, и ты появилась на свет летом. Положение солнца…

— Хотите сказать, у меня теперь обе способности? — опешила Мара, забыв про холод.

— По-видимому… — Вукович хмурилась и остервенело грызла нижнюю губу.

— И если я превратилась в орла, то мой отец?..

— Эдлунд. Да, я думаю, он.

Мара отшатнулась. Выходит, ее чуть не убили из-за какого-то наследства?! И ее отец все это время был так близко? Что он скажет теперь? Что подумает? Как его называть? Не получится же долго избегать встречи. Что ж, зато она была плодом любви, пусть и в такой странной форме.

— Это должно быть в строжайшем секрете, — продолжила Вукович. — Нет-нет, Ларсу мы, конечно расскажем. Но нельзя, чтобы узнали в Совете. Не сейчас.