Андрий опять потянулся к своему бокалу.

– Прости мое незнание, но что означает этот браслет? – заинтересованно спросил ценитель и любитель разнообразных рыцарских ритуалов фавор Унго.

– А означает это, достойный собеседник мой, – удивленно глянул на него отхлебнувший в очередной раз кавалер Андрий, – что получивший сей браслет достоин быть воином Сухой Головы, а поскольку испытания весьма сложны и опасны, носящий такой браслет – побратим всем порубежникам. Воистину, из дальних стран приехал ты к нам, достойный фавор, если не знаешь такого.

А дальше случилось странное. Внутренняя Стража увеличила пошлину на дорогах, но лишь для воинов Сухой Головы. И стала она равняться цене двух боевых коней.

Тивас от изумления аж поперхнулся своим дымом. Все неаборигены вопросительно уставились на чего. Он вынул трубу изо рта, трубкой это сооружение просто язык не поворачивается назвать, откашлялся и просветил нас темных:

– В начале осени все достигшие восемнадцатилетия воины Сухой Головы едут в Столицу. Воины Хушшар лично дают клятву верности Главе Блистательного Дома. А тот, в свою очередь, эту клятву принимает. У каждого. Лично. Потому так и крепко Порубежье, что Хушшар верны лично Императору. Не Блистательному Дому, как Лорды и коронные полки, а лично его Главе. И препятствовать этому ритуалу… Это странно. Ах, да. Цена двух боевых коней, тем более коней Хушшар – это очень много. Раз в пять больше, чем собрал за бой Саин.

Мы дружно охнули.

– Прости, что перебил, достойный Андрий.

– Из сколь дальних стран вы прибыли, чужеземцы? – задумчиво протянул кавалер Андрий. – Неудивительно, что изумленные Хушшар прислали гонца к господину нашему, своему верному союзнику и соратнику с приглашением на Совет Отцов. И неудивительно, что господин наш лорд Шарм'Ат принял это приглашение и отправился в земли Сухой Головы лишь с двумя из своего гоарда, как того и требует традиция. Удивительно то, что лишь десяток Внутренней Стражи попытался воспрепятствовать этому. Господин наш лорд Шарм'Ат, как я упоминал, добр и оставил жизни двоим, дабы те сообщили о случившемся. Сам же проследовал на Совет Отцов. Вернувшись оттуда, он разослал нас собирать жителей земли своей под свой меч.

– С прискорбием должен сообщить тебе, почтенный кавалер Андрий, что те двое, которые пощадил достойный лорд, так и не сообщили о случившемся.

– Почему же? Да и откуда тебе это известно?

– Те двое и еще десяток пали жертвой своей неучтивости, – информировал Андрия Хамыц.

– Как так? – недоуменно поднял бородку кавалер. – Они умелые воины.

Черное лило Тиваса залучилось невероятной скромностью.

– Троих изничтожил достойный фавор. – И Унго застенчиво потупил глазки.

– Троих воспитывал до смерти своим копьем наш певец. – Хамыц с готовностью продемонстрировал свои прекрасные зубы. – А одного надвое развалил мечом. – Улыбка стала значительно шире. – Десятника по имени Дагобер.

– Остальных перебил стрелами этот скромный, молчаливый юноша. – И Тивас величественно махнул рукой в сторону смущенно нахохлившегося Баргула.

– Великолепно, просто великолепно. Какая решительная победа! – довольно промурлыкал Андрий. И тут на его высокое чело присела темная тучка. – Почтенный Тивас, достойный бард, простите мое недоверие, но надвое – это как? Они ведь окольчужены. И кольчуги их хороши.

– А вот так – надвое, – радостно хмыкнул Тивас. – Отсюда, – чубуком от трубки он указал на свою макушку, – и до седла. Седло, кстати, он тоже разрубил.

– Невероятно, – удивленно протянул кавалер. – Но для этого нужна сила вагига. Да и меч их работы. Не то чтобы я не верю, но мечтал бы я увидеть такое своими глазами.

– А почему не показать, – гибко поднялся Хамыц. – Брат мой Баргул, не сохранились ли в наших переметных сумках кольчуги этих недостойных? И закати кусок шелка. Хочу нашим сестричкам еще по платочку подарить.

Тот молча вышел, чтобы через пару минут вернуться.

– Ту, которую мой старший, Хамыц, разрубил я брать не стал. И те, что фавор попортил, тоже. А остальные подобрал. Добыча, – пояснил он.

– Добрый Бындур, нет ли в твоем хозяйстве чурбана, который стоит разрубить? – пророкотал Хамыц.

– Найдем.

И скоро двое давешних крепышей втащили в зал кусок бревна высотой с рослого человека, а толщиной – в, скажем так, крепкого. Баргул натянул кольчугу на чурбан, с сожалением качнул головой, даром-де добро переводите.

Хамыц сжал в левой руке кусок шелка, встряхнул кистью правой и закатил речь:

– В моей земле, когда мужчина достигает двадцати лет, он может просить у старших доверить ему боевой меч. Его подвергают испытанию. Он должен показать верность своего глаза, силу своей руки и восхвалить мастерство отца клинка. Я сделаю так.

И с этими словами высоко подбросил платок. Меч синей молнией вырвался из ножен и разрубил надвое лежащий на блюде перед кавалером окорок. Следом крутанулся над головой Хамыца и надвое развалил обтянутый кольчугой чурбан, метнулся снизу, коснулся уже падающего шелкового платка и влетел в ножны, а Хамыц, хлопнувшись на колено, поймал над полом уже два платка.

– Никогда бы не поверил, – медленно проговорил Граик, – что такое возможно. И таким мечом.

– Впервые вижу вас столь удивленным, почтенный магистр, – приторможенно съязвил кавалер.

– А я вас.

– Неудивительно. Если бы я сам не видел этого – сказал бы, что сие невозможно. Но какое мастерство! – И Андрий опасливо осмотрел чисто разрубленный окорок. На блюде же не было даже намека на царапину. Тут в нем возобладал военный чиновник. – Почтенный Хамыц, не скажете ли, где делают такие клинки?

– Ах, оставьте, кавалер. Вы лучше скажите, где учат так ими владеть?

Хамыц выставил вперед ладонями руки.

– Все скажу. Все, – лукаво улыбнулся. – Только выпить дайте.

Но выпить ему не дали.

Капитальная, сколоченная из толстых досок, украшенная затейливой резьбой дверь громко шарахнула о стену, распахнутая молодецким пинком. Постояла с минуту и, лишенная петель, рухнула. И в открывшийся проем полезла другая дверь. Здоровенный, почти в рост человека, окованный железными полосами щит. Над щиток топорщился развесистыми рогами шлем, из-под которого люто смотрели на окружающую действительность два ярко-синих глаза. Обладатель всего этого роскошного антуража сделал три шага вперед и явил себя изумленным взглядам присутствующих. Непристойного, огромного роста человек столь героических параметров, что огрохеренный щит не смог укрыть полностью всю эту груду мышц. Ни тяжеленных грубокованных наплечников, ни чудовищного пластинчатого доспеха, ни туго обтянутой кольчугой, распираемой изнутри мускулюсом руки, небрежно помахивающей обоюдострой секирой великанских размеров. За спиной скандального посетителя просочились в дверь и развернули строй по обе его стороны еще девятеро крепышей, не таких, впрочем, авантажных, но вполне убедительных, в серых, до колен, кольчугах, с кольчужными же капюшонами, с треугольными кавалерийскими щитами и длинными прямыми мечами в верхних конечностях. Щитоносный предводитель нечленораздельно проревел что-то на тему: