По соглашению, достигнутому между правительствами Российской Федерации и Советского Союза, вся территория Восточной Пруссии, вплоть до бывшего Польского коридора, включая бывший вольный город Данциг, становилась эксклавом Российской Федерации в мире 1941 года. Взамен товарищ Сталин получал доступ в 2018 году ко всем недружественным России странам-лимитрофам: Эстонии, Латвии, Литве, Молдавии и особенно Украине. Соглашение о невмешательстве во внутреннюю политику между РФ-2018 и СССР-1941 касалось исключительно только этих двух стран и более никого.

5 июля 1941 года, 10:45 мск. Восточная Пруссия, 7,5 километров от Растенбурга, ставка Гитлера «Вольфшанце»

Узнав о том, что Кёнигсберг оказался в руках русских и над ним поднят имперский триколор, Гитлер впал в состояние, весьма близкое к тому, которое охватывало берсеркеров. Во всяком случае, оно было похоже на то, как их описывали древние викинги в своих сагах. Он с воем и проклятиями метался по кабинету, швырял на пол книги со стола и разбил графин с водой. Потом фюрер рухнул на ковер и, тихонечко поскуливая, стал кататься по нему, извергая изо рта слюну и пену. Хорошо, что в этот момент Геринг находился в своем поместье Каринхалле, Кейтель погиб во время сражения с внезапно ворвавшимися в Варшаву русскими, а фельдмаршал фон Лееб бесследно исчез где-то между Тильзитом и Кёнигсбергом. Подвернись сейчас Гитлеру под руку кто-то из этих троих, он бы бросился на них с кулаками или просто приказал бы охране пристрелить без суда и следствия. Особенно фюреру хотелось добраться до фон Лееба, который нес личную ответственность за то, что столица Восточной Пруссии оказалась в руках восточных недочеловеков.

Кёнигсберг был для Гитлера не просто крупным немецким городом, столицей Восточной Пруссии и одной из главных политических опор его власти в Третьем рейхе, это было сакральное место, где началось движение немецкой нации на восток, и откуда рыцари-крестоносцы стальной лавиной двигались в походы на земли, заселенные славянами.

Славяне казались Гитлеру диким и необузданным стадом, непредсказуемым, как штормовое море. И люди высшей расы, которым удалось подчинить эту стихию, сделать ее послушной своей воле, вызывали у фюрера немецкой нации мистический трепет ужаса и восхищения.

Большевистский вождь Сталин был одним из таких людей[3], которые смогли обуздать неуправляемую славянскую стихию. Перед началом войны Гитлер решил, что он поместит пленного большевистского вождя в неприступный альпийский замок, где тот должен в достатке и покое доживать свой век, а лучшие ученые умы Германии будут там пытаться разгадать секрет того, как этому сыну сапожника удавалось то, что не удавалось никому. Потом, когда стало ясно, что война пошла не совсем так, как рассчитывала верхушка Третьего рейха, на этих планах пришлось поставить крест. Но мистический ужас Гитлера перед Сталиным от того стал еще сильнее.

Каким образом Сталину удалось добиться того, что любое его, Гитлера, решение, любой ход или замысел оказывался ошибочным, принося вместо успеха одно поражение за другим? Получалось так, будто силу Германии он обратил против ее самой, заставляя напрасно растрачивать тевтонскую ярость.

Падение Кёнигсберга, по каким причинам оно бы ни произошло, означало лишь одно – отсрочка, данная для того, чтобы Третий рейх исчерпал свои ресурсы, закончилась, и пришло время платить по счетам. Кто бы ни был главным режиссером этого спектакля, он блестяще провел свою партию и теперь мог пожинать дивиденды.

Все когда-нибудь кончается. Закончилась и истерика у Гитлера. Тем временем тихие, как мышки, секретарши, уже привыкшие к подобным всплескам темперамента своего фюрера, собрали осколки разбитого графина и поставили на тумбочку полный, и как только невысокий человек с усиками и косой челкой поднялся с ковра, одна из секретарш подала ему стакан холодной чистейшей родниковой воды[4], а вторая стояла сбоку, держа наготове листок с донесением, который фюрер швырнул на пол перед тем, как впасть в истерику.

Выпив холодной воды и немного успокоившись, Гитлер взял у девушки листок бумаги и, поблагодарив ее, углубился в чтение. Прочитанное не доставило ему радости, а напротив, вызвало злобу и недоумение.

По сообщениям солдат и офицеров, сумевших вырваться из захваченного русскими города, над ратушей и королевским замком развевается не красное знамя большевиков, а русский трехцветный флаг. Солдаты и офицеры противника носят погоны, то есть то, чего не может быть в большевистской Красной Армии. Экипаж торпедного катера, который стоял в гавани Кёнигсберга на бочке и потому сумел незаметно ускользнуть в Эльбинг, сообщил, что над захваченными в порту немецкими кораблями опять же был поднят Андреевский флаг, а не большевистские военно-морские штандарты.

Реакция у фюрера была мгновенной – если господа эмигранты[5] решили начать свою игру, то они за это очень дорого заплатят! В Берлин немедленно ушла шифрограмма, предписывающая всем органам безопасности – СД, гестапо, ГФП и криминальной полиции – начать арест находящихся на контролируемой Третьим рейхом территории вождей белоэмигрантов, которые пытались втереться в доверие к фюреру германской нации.

Отдельное поручение было дано по поводу Розенберга и других служащих министерства Восточных территорий. Министерство распустить за ненадобностью, руководящий состав, включая его шефа, – расстрелять за тотальную дезинформацию, а персонал среднего и низшего звена – отправить на Восточный фронт рядовыми.

Таких распоряжений, наверное, было бы еще много, но едва только Гитлер задумался, кого бы еще отправить на фронт, как поступило сообщение о том, что с севера к Ангербургу (Венгожево), а с юга к Лётцену (Гижицко) подходят крупные танковые соединения русских, и поблизости нет сил, способных их остановить или хотя бы задержать на время. Эсэсовцы личной охраны, двухметровые «белокурые бестии» всего с одной извилиной, но зато преданные как псы, были на этот случай специально проинструктированы Гейдрихом. Поэтому они, не слушая возражений своего подопечного, объявили общую эвакуацию. Потом, схватив фюрера в охапку, сунули его в бронированный «Хорьх» и с головокружительной скоростью погнали машину на аэродром Виламово, где уже раскручивал винты личный самолет Гитлера – трехмоторный Ю-52 по прозвищу «корова».