— Завтра у нас намечено катание на санях по Большому каналу, — сказала она. — Затем мы поедем в театр на вечернее представление. Я сама придумала его! И, конечно, сегодня ночью граф Калиостро продемонстрирует нам свою силу магнетизма и талант чтения мыслей.

— А где он? Я надеялся увидеть его здесь.

— Ах, он всегда такой таинственный, — со вздохом ответила Антуанетта. — Ему нравится появляться на публике внезапно и эффектно. Поэтому, ожидая его, мы с вами можем сыграть что-нибудь.

Она потянула его к клавесину.

— Ваша флейта хранится в том шкафчике.

— Боюсь, что я давно уже не играл, — смущенно произнес маркиз.

Антуанетта шутливо надула губки.

— Вы отказываете мне?

Когда королева Франции говорила такую фразу, последствия могли быть любыми, даже учитывая их дружбу. Поэтому, услышав ее просьбу сыграть «C’est Mon Ami» — «Мой друг», — маркиз не возражал. Текст песни написал поэт Жан-Пьер Кларис де Флориан, но музыку сочинила сама королева. И она гордилась этим.

Княгиня де Ламбаль с шутливым поклоном и лукавой улыбкой передала ему флейту. Похоже, она почувствовала его смущение и нежелание играть. Прекрасная флейта была подарком Антуанетты. Королева хотела, чтобы Сант-Анджело чаще посещал Трианон и аккомпанировал ей. И теперь, когда она начала напевать слова выразительным контральто, маркиз покорно склонил голову и заиграл мелодию по памяти.

— C’est mon ami, Rendez-moi, — с гордо поднятой головой повторила она припев песни. — J’ai son amour, Il a ma foi. Это мой друг. Со мной его любовь. С ним моя вера.

Под ее шелковой мантией виднелось легкое платье персикового цвета без фижм и корсета. Волосы украшал простой плюмаж, заколотый застежкой с сапфиром и белыми перьями цапли. Она несколько пополнела, печально опущенная габсбургская линия губ стала более резкой, но грация и осанка остались прежними. Ферзен, шведский граф, восторженным взглядом следил за каждым ее движением, и маркиз был рад, что Мария Антуанетта нашла мужчину, который дарил ей страсть и любовь. Король, холодный и никчемный не только в делах, но и в постели, на это не был способен (ходили слухи, что физическое несовершенство его полового органа превращало любовную связь в болезненную пытку).

Как только они закончили мелодию, у входа раздались восторженные возгласы и громкие аплодисменты. На пороге гостиной стоял крепкий смуглый мужчина с пронзительными серыми глазами, обведенными краской для век. Его темные волосы, покрытые помадой, а не пудрой, были зачесаны назад. Черный плащ и шелковый фрак того же цвета украшали скарабеи из слоновой кости и заколки с янтарными гаргульями. На груди висела «Медуза».

Пока Сант-Анджело разглядывал его медальон, взгляд графа был прикован к маркизу. Казалось, что два хищника, охотясь за добычей, случайно встретили друг друга, и теперь никто из них не мог решить, идти ли ему своей дорогой или схлестнуться в смертельном поединке. Тем не менее королевские ювелиры говорили правду — Медуза на медальоне выглядела так же, как на кольце маркиза. И у нее не было рубиновых глаз — следовательно, это не копия, которую Челлини сделал для Элеоноры Толедской.

Значит, зеркало этого медальона обладало магической силой. Века назад папа римский отнял его у Челлини. Сант-Анджело не мог представить, какими окольными путями оно пришло к Калиостро. Но маркиз знал, что еще до окончания ночи он заявит на него свои права.

— Я давно хотел познакомиться с вами, — сказал Калиостро, подходя к маркизу и склоняя голову. — Это большая честь для меня.

Несмотря на радушие в голосе, его проницательный взгляд прожигал собеседника насквозь. Сант-Анджело признал, что граф действительно мог определять характер человека. Хотя он тоже обладал такой способностью.

— Я слышал о вас много восторженных отзывов, — продолжил Калиостро. — Причем в самых разных местах.

Его сладкая речь не позволяла отследить истинные чувства, но в ней слышались восточные интонации и легкий итальянский акцент.

— Все хвалят вас как знатока изысканных произведений. Мне говорили, что с вами часто консультируются по поводу украшений.

Маркиз не знал, ссылался ли граф на королеву или на пресловутое бриллиантовое ожерелье. Он подозревал, что Калиостро намеренно пытался сбить его с толку.

— Я знаю, что вы талантливы и в других высоких сферах, — добавил граф.

Сант-Анджело догадывался, на что намекала последняя реплика. В каких бы местах он ни жил, к нему везде начинали относиться как к знатоку темной магии. А кто ж другой, шептали сплетники, посмел бы поселиться в печально известном замке Пердю? И кто смог бы обрести такое богатство и положение без юридически доказанной родословной? Ходили слухи, что маркиз мог читать мысли и предсказывать будущее. Он не поощрял такие россказни, но и не развенчивал их.

— Ваша слава, граф, тоже опережает вас, — ответил маркиз. — Королева сообщила мне, что сегодня вечером вы развлечете нас какими-то трюками.

Лицо Калиостро непроизвольно передернулось, но он быстро замаскировал свои чувства фальшивой улыбкой.

— Я рад исполнить любое желание королевы, но трюки — это компетенция фокусников.

— Значит, у меня сложилось неверное впечатление, — сказал Сант-Анджело. — Извините, если обидел вас.

— Нисколько.

Толстые пальцы графа прикоснулись к «Медузе».

— Я заметил, что вас заинтересовал мой медальон.

— Действительно, — ответил маркиз. — Откуда он у вас?

Он почти услышал, как закрутились шестеренки и колесики в голове Калиостро.

— Это подарок ее величества, — ответил граф.

Маркиз удивленно приподнял брови. Почему он ничего не слышал об этом?

— Медальон был прислан его святейшеством папой Пием VI на день рождения Луи-Шарля, — продолжил граф, решив, что истина в данном случае принесет ему больше дивидендов, чем ложь. — Он должен был защитить королеву и юного принца от сглаза.

— Il malocchio, — кивнув, сказал Сант-Анджело.

— Вы же знаете наших придворных, — с улыбкой произнес Калиостро. — У каждого второго дурной глаз. Королева из вежливости к папе надела его на один вечер, но ночью ей приснились неприятные сны, и на следующий день она попросила меня уничтожить этот амулет. Но он показался мне таким красивым, что я оставил его себе.

— Вполне разумно, — согласился маркиз.

— Кроме того, королева не одобряет мистические побрякушки. Она уже находила похожий брелок в королевской казне, и тот, насколько я знаю, был с рубинами в глазах горгоны. Она велела расплавить медальон и сделать из него серебряные пряжки для туфель. Рубины украсили серьги ее подруги.

Такое грубое обращение с его изделием — пусть даже со стороны французской королевы — возмутило Сант-Анджело. И Калиостро, будто зная, что пронзает болью его сердце, указал рукой на княгиню де Ламбаль.