Флеминг (удивленный вопросом, как будто ответ — это всем известный факт). Почему? Потому что я его отец.

Гастингс оборачивается посмотреть на Хелен.

Нет, не то, что вы нарисовали в своем грязном воображении. Я думал, вы знаете. Они все знают. Билли мой собственный законный сын: мой и моей жены. Моя жена умерла. Уолтер усыновил его пять лет назад. (Гастингс смотрит на него изумленно. Флеминг принимает это за упрек и продолжает сердито.) Не говорите мне, что я был полнейшим дураком, когда согласился на это. Я и сам это знаю. Но тогда не знал. Как я мог знать? (Показывает на остальных.) Как все они могли знать, что с ними произойдет? Я был без работы. Жена только что умерла. Билли год болел полиомиелитом. Я бы все на свете отдал, чтобы вылечить его. Я отдал все, что должен был, — его отдал, когда Уолтер попросил отдать его на усыновление. Уолтер был богатым. Уолтер мог взять лучших врачей. Уолтер был к нам так добр. Когда я понял правду (мне понадобилось два года, чтобы заподозрить, в чем дело), я уже ничего не мог сделать… ничего… Он принадлежал Уолтеру.

Гастингс (медленно). Понятно.

Флеминг. Нет, вам не понятно. Знаете ли вы, что мы из одного городка, Уолтер и я? Что у нас не было денег, ни у меня, ни у него? Что я прекрасно учился в школе, а Уолтер ненавидел меня за это? Что говорили, я буду великим инженером, и я хорошо начал, но у меня не было этого дара Уолтера — способности использовать людей? Что он хотел увидеть меня павшим — так низко, как это возможно? Что он помогал мне, когда я остался без работы, — потому что знал, что так я дольше на нее не устроюсь, потому что знал, что я запил, когда моя жена умерла, — но мне было все равно, и казалось, это так просто… Он знал, что я больше никогда не устроюсь на работу, и тогда отнял у меня последнее — забрал Билли, чтобы мне было легче — чтобы мне было легче! Если хотите прикончить человека, просто заберите у него все обязанности и все цели!.. Он давал мне деньги — все три года, — и я брал. Я брал! (Замолкает. Затем говорит тихим, мертвым голосом.) Слушайте. Я не убивал Уолтера Брекенриджа. Но уважал бы себя больше — всю оставшуюся жизнь, — если бы это я убил его.

Гастингс (медленно поворачивается к Хелен). Миссис Брекенридж…

Хелен (ее голос звучит ровно, без выражения). Это правда. Все правда. Понимаете, мы с Уолтером не могли иметь детей. Я всегда хотела ребенка. Помню, я как-то сказала ему, глядя на детей, играющих в парке. Сказала ему, что хочу ребенка, ребенка, который будет бегать по дому… Тогда он усыновил Билли…

Молчание.

Билли (Флемингу). Я ничего не хочу говорить… папа… (Обращаясь к Хелен, немного испуганно.) Теперь все в порядке?

Хелен (едва слышно). Да, дорогой… Ты знаешь, что это не я потребовала, чтобы ты… (Не кончает.)

Билли (Флемингу). Прости, папа…

Флеминг (кладет руку ему на плечо, и Билли прячет лицо в его руке). Все в порядке, Билл. Теперь все будет в порядке…

Тишина.

Гастингс. Извините, мистер Флеминг, я почти жалею, что вам пришлось мне это рассказать. Потому что, вы сами видите, у вас был серьезный мотив.

Флеминг (просто, равнодушно). Думаю, все знают, что был.

Тони. Что с того? Не у него одного.

Гастингс. Нет? А вас как зовут?

Тони. Тони Годдард.

Гастингс. Теперь, Тони Годдард, после того, как вы сделали подобное заявление, естественно попросить вас…

Тони. Закончить свою мысль? А зачем, как думаете, я начал? Вам не обязательно меня спрашивать. Я сам расскажу. Не уверен, что поймете, но мне все равно. (Вытягивает руки вперед.) Посмотрите на мои руки. Мистер Брекенридж говорил, что это руки великого хирурга. Он говорил, как много я могу сделать, скольким страдающим людям помочь, и он устроил меня в медицинский колледж. Очень хороший колледж.

Гастингс. Ну?

Тони. Это все. Если не считать, что я ненавидел медицину больше всего на свете. И что я хотел быть только пианистом. (Гастингс смотрит на него. Тони продолжает, спокойно и горько.) Ладно, назовите меня слабаком. А кто был бы не слабаком? Я был бедным и очень одиноким. Никто не интересовался мной раньше. Казалось, никому не интересно, жив я или умер. Мне тяжело было пробиваться, и я даже не был уверен, что у меня есть музыкальный талант. Как можно быть уверенным, когда начинаешь? Дорога кажется такой длиной и безнадежной, и так часто падаешь. А он сказал, что такой выбор эгоистичен, потому что я смогу принести много больше пользы людям, если стану доктором, а он был так добр ко мне и так убедительно говорил.

Гастингс. Но почему вместо этого он не помог вам получить музыкальное образование?

Тони (смотрит на него с некоторой жалостью, как старший на ребенка, говорит устало, без иронии). Почему? (Пожимает плечами.) Мистер Гастингс, если вы хотите, чтобы люди зависели от вас, не позволяйте им быть счастливыми. Счастливые люди — свободные люди.

Гастингс. Но если вы были несчастливы, почему не бросили все это? Что вас держало?

Тони (тем же мудрым, усталым голосом). Мистер Гастингс, вы не знаете, каким страшным оружием может быть доброта. Когда против вас враг — вы можете бороться. Но когда против вас друг — нежный, добрый, улыбающийся друг, — вы оказываетесь против самого себя. Вы думаете, что вы низки и неблагодарны. Лучшее, что в вас есть, восстает против вас. Вот что ужасно… И требуется много времени, чтобы понять. Я думаю, я это понял только сегодня.

Гастингс. Почему?

Тони. Не знаю. Все совпало. Дом, лошадь, дар человечеству… (Поворачивается к остальным.) Один из нас, находящихся здесь, убийца. Я не знаю кто. Надеюсь, никогда не узнаю, ради его же блага. Но я хочу, чтобы он знал, что я благодарен… так ужасно благодарен…

Молчание.

Гастингс (поворачивается к Ингэлсу). Стив?

Ингэлс. Да?

Гастингс. Что думал об Уолтере Брекенридже ты?

Ингэлс (спокойным, совершенно естественным голосом). Он был мне омерзителен во всех аспектах и по всем причинам. Можешь состряпать из этого любой мотив.

Гастингс смотрит на него.

Эдриен. Прекрати так на него смотреть. Обычно люди предпочитают смотреть на меня. Кроме того, я не привыкла быть на вторых ролях.

Гастингс. Вы, мисс Ноуланд? Но вы же не ненавидели мистера Брекенриджа.

Эдриен. Нет?

Гастингс. Но почему?

Эдриен. Потому что он принудил меня заниматься благородным, полезным делом, которое я терпеть не могла. Потому что у него был гениальный дар — находить у людей талант и наилучшим образом губить его. Потому что он достаточно прочно меня застолбил — пятилетием контрактом. Сегодня я умоляла его отпустить меня. Он отказался. У нас произошла серьезная ссора. Спроси Стива. Он слышал, как я кричала.