Новыми театрами украсилась Москва. Здесь в 1806 году был открыт Малый театр, ставший по преимуществу драматическим. А в 1825 году закончено было строительство Большого театра.

Постепенно театральные представления привлекают все большее внимание общества.

Обсуждение новых пьес и игры актеров становится не только постоянной темой бесед и дебатов в литературных салонах Москвы и Петербурга, но и проникает в печать. Уже в конце XVIII века на страницах журналов «Почта духов», «Зритель», «Петербургского Меркурия», «Московского журнала» появляются известия о театральной жизни.

Театральные новости, рассуждения о театре появляются почти во всех периодических изданиях начала XIX века. В одном из наиболее серьезных и популярных журналов того времени «Вестнике Европы» создается в 1802 году специальный театральный раздел, где печатаются рецензии на спектакли, статьи о театре и актерах. Некоторое время этот раздел ведет тогда тоже еще молодой поэт и литератор В. А. Жуковский. В 1808 году появляется первый театральный журнал в России — «Драматический вестник» Шаховского.

В начале XIX века происходит реорганизация системы Управления столичными казенными театрами и установление театральной монополии. В 1803 году было издано распоряжение, предоставляющее казенным театрам исключительное право на устройство публичных маскарадов и на печатание театральных афиш. Одновременно закрывались частные театры, действовавшие в трех городах. Так, в 1803 году в Петербурге была ликвидирована частная театральная труппа, в 1805 — немецкая, а занимаемый ею театр на Дворцовой площади становится казенным.[257] С 1805 года официально устанавливается монополия императорских театров в Москве и Петербурге. Побудительными мотивами этой меры были соображения политического и экономического характера. Рост популярности театральных представлений, обсуждение их на страницах журналов, стремление передовой общественности превратить театр в трибуну вольнолюбивых идей возбудили опасение правительства и желание подчинить театральные зрелища своему контролю. Одновременно установление государственной монополии столичных театров, сопровождающееся запрещением частных театров в Москве и Петербурге, способствовало бы увеличению кассовых сборов казенных зрелищных заведений, что имело немаловажное значение, так как расходы казны по дотации казенным театрам достигали крупных размеров. Так, с 1801 по 1811 год театральная дирекция получила сверх обычных ассигнований еще около 1 млн руб. на оплату долгов.[258]

В результате проведенной реорганизации управление казенными театрами осуществлялось дирекцией императорских театров, ведавшей Московской и Петербургской конторой. Дирекцией контролировались не только финансовая сторона, но и репертуар театров, состав трупп и все детали театральной жизни. Очень часто этот контроль оборачивался мелочной, исполненной произвола опекой. В актерских мемуарах этого периода содержится немало горьких рассказов о невежестве и самоуправстве директоров императорских театров. Вот какую характеристику одному из них, некоему князю Тюфякину, давал в своих воспоминаниях артист П. А. Каратыгин: «Директор Тюфякин напоминал собою наших удельных князей с их грубой татарщиной. Сластолюбивый невежда, нетрезвый аристократ, он ничего не понимал ни в литературе, ни в искусстве; его одалиски фигурировали и на сцене, и в закулисном мире. Его деспотизм не укрощался никаким приличием».[259] Каратыгин вспоминает о многих проявлениях начальнического произвола. Например, в 1819 году актера Булатова за отказ от какой-то роли Тюфякин посадил на несколько дней в арестантскую. Другой раз маленького воспитанника театральной школы, нечаянно пробежавшего позади сцены во время какого-то балета, собственноручно избил подзорной трубой, в которую наблюдал за спектаклем. «И много, много было подобных выходок этого воспитанного князя, камергера двора императора Александра!»[260] — печально заключает свой рассказ Каратыгин.

Во второй четверти XIX столетия управления театрами подверглись некоторым изменениям. Было учреждено министерство двора, в ведение которого перешли императорские театры, театральная же цензура поручалась III отделению. Эта реорганизация способствовала ужесточению правительственного контроля за деятельностью театров и бюрократизации театральной администрации.

Чиновникам, не имевшим никакого представления об искусстве, вменялось в обязанность направлять работу драматургов и актеров.

Подобную театральную политику неукоснительно осуществлял возглавивший в это время дирекцию императорских театров М. А. Гедеонов. Истый чиновник, он приложил немало усилий для укрепления правительственного контроля над театром. Творческие вопросы при нем решались исключительно администрацией. Особенно тщательно следил Гедеонов за репертуаром, стремясь наполнить его произведениями верноподданнического или чисто развлекательного характера. В отношениях с подчиненными, в том числе и актерами, был груб и своенравен. Каратыгин писал о нем: «Избалованный счастьем и легко доставшимися чинами и почестями, он заразился самодурством и был своенравен до пошлости и капризен до ребячества».

Желая угодить двору, он поощрял в театре чинопочитание, раболепство, казарменную дисциплину. При этом собственно искусство занимало Гедеонова мало. Глинка характеризовал его как человека ничтожного, для которого искусство не значило ничего. В соответствии с запросами директора были подобраны и театральные чиновники: «… это были люди случайные, личности темные, ничего общего с искусством не имевшие, но умевшие исполнять приказания и требовать с подчиненных. Процветало взяточничество и казнокрадство».[261]

Естественно, что положение актеров в таких условиях было особенно тяжелым. Будучи формально свободными людьми, они, по существу, полностью зависели от произвола дирекции, чиновников, полицейских властей. При поступлении на казенную сцену актеры заключали с дирекцией контракт на три года. По нему они обязывались безотказно играть те роли, которые им будут предоставлены администрацией. Актерам, пользовавшимся успехом у публики, предоставлялись и так называемые бенефисные спектакли, сбор с которых в значительной степени передавался артисту. Однако малейший протест против условий контракта мог привести к его расторжению и, следовательно, оставить актера без работы.

Возможность давления дирекции на актеров усугублялась и тем неравноправным положением, в котором тогда находились «служители Мельпомены». В глазах представителей «высшего света» артист императорских театров мало отличался от актера крепостного, являясь таким же «лицедеем», «комедиантом», общественным отщепенцем. По словам одного из видных актеров того времени, на артистов «вельможи взирали с высоты своего величия, третируя их как скоморохов, как людей, принадлежащих к касте если не отверженной, то, по крайней мере, бесполезной и едва ли не вредной».[262]