– А-а-ай!

–  Кнопка! – подрываюсь к ней и за капюшон вытаскиваю свою беду из сугроба. – Живая? Ноги, руки целы? – ставлю на ноги, осматриваю и отряхиваю от снега, который налип везде, где можно и где нельзя. Даже на ресничках и румяных с мороза щеках тают одинокие снежинки.

– Угу, – пыхтит Ева. – В порядке я, в порядке! – торопливо выворачивается из моих рук и отступает обратно на крыльцо, опять чуть, неловко поскользнувшись, не упав. В этот раз я успеваю схватить девчонку за локоток и поддержать.

– Говорю же, стой. Куда ринулась? – отчитываю как маленького ребенка. – Я ж с тобой инфаркт схлопочу.

Ева стоит, потупив взгляд, уставившись в свои ботинки и губы кусает, даже и разозлиться-то на нее не получается. Особенно когда бросает взгляд из-под ресничек на меня.

– Все, обещаю больше так не делать, – поднимает ладошки в примирительном жесте. – Урок усвоили и я, и ушибленная попа.

Боже, хочется в голос захохотать.

– Жди, катастрофа, я сейчас лопатой немного раскидаю.

Пока из дома вынес лопату, расчистил крыльцо, немного дорожку, Ева чуть ли не хвостиком за мной ходила. Будто и не было падения пару минут назад, моментально вылетело из головы как вокруг все холодно, скользко и опасно.

– Дай мне, – просит.

– Что?

– Лопату. Я устала ничего не делать. Дай, – и тянет руки.

Ага, сейчас, разбежался. Забавная.

– Вот еще, – отвечаю, оглядываясь на нее. Глазки блестят, щеки красные с мороза. – Тем более, я все. Больше разгребать ничего не будем.

– Тогда, – она задумывается и оглядывается по сторонам. Чуть приседает и берет снег в руки. – Тогда ладно, – пожимает плечами и начинает что-то делать, залезая в сугроб по колено. Нет, и для кого я тут поляну расчищал, спрашивается?

– Ева, ты решила искупаться в снегу? Снежную ванну принять? Так я тебе скажу, в этом мало приятного. Вполне можно обойтись горячим душем, – усмехаюсь я, видя ее милую улыбку.

– Вместо того, чтобы болтать ерунду, – пыхтит моя девочка. – Лучше помоги мне.

– Так я не пойму, что ты делаешь? – искренне пытаюсь понять, чего она там копошится в снегу, но видимо, это действо за гранью моего разума.

– Снеговик, Дам. Я хочу слепить снеговика. Давай уже, хватит филонить. Я не подниму еще один такой шар и не поставлю сама на вот этот, – ворчит Ева, а я смотрю на нее, на то, как усердно она катает снежный ком, утопая в снегу по самые уши, и улыбаюсь, как дурак. Снова. Она такая простая, непосредственная, живая, настоящая – и этим жутко подкупает. Рядом с ней я чувствую себя пацаном, ну, максимум, чуть старше ее. Посмотреть со стороны, и не скажешь, что у нас огромная разница в возрасте. Ощущение, будто рядом с этой девчонкой мои годики стремительно потекли в обратную сторону.

– Ну, чего стоишь? Так и будешь смотреть? – выпрямляется и упирает руки в бока Ева. Такая грозная, с упрямой решительностью в глазах. Ощущение – не подойди я сам сейчас, меня, как щенка, за шкирку подтащат.

Черт, Абашев, это, по ходу, уже просто так не пройдет. Похоже, это именно то, на что ты, чурбан неотесанный, уже и перестал надеяться. Чего много-много лет назад перестал ждать, окончательно разочаровавшись.

И теперь вопрос: а нужен ли буду такой я ей?

– Дамир-р-р!

– Иду-иду, – втыкаю лопату в сугробу и забираюсь в снег. – Командуй, снежинка.

– Давай, нам нужно еще три шара. Этот уже никуда не сдвинуть. Будем прям здесь его ставить.

– Как скажешь.

Снова рядом с ней я совершенно забываю про время.

На горы опускается вечер, на небе мелькают первые отблески сиреневатого заката, а мы, как два ненормальных подростка, копошась в снегу, катаем шары, попутно извалявшись так, что одежда уже промокла вся. До нитки. То случайно падая в сугробы, то намеренно устраивая друг другу подножки, извалялись мы знатно. Но наконец-то перед нами стоит нечто, похожее на снеговика из далекого моего прошлого, а точнее, из беззаботного детства. Три не совсем ровных, но огромных шара, которые, чтобы поднять, мне пришлось прилично поднапрячься. Смешно, но мне кажется, я надорвал себе спину. И вот интересно, если я снежинке заявлю, что это производственная травма, она как руководитель этого “проекта” согласиться сделать мне массаж?

– Клас-с-с! – хлопает мокрыми, облепленными комочками снега варежками Ева, – Но теперь нам нужна морковка и-и-и что-то для глаз. И рта. Так, и ведро, – перечисляет девушка, наводя последние штрихи и окидывая придирчивым взглядом наше “творение”.

– А ведро-то зачем? Куда его?

– На голову надеть, куда же еще? – смотрит на меня как на дурачка.

– Хорошо, там, в камине, можно найти угольки, будут тебе глаза и рот.

– А  в кладовой есть овощи. И морковка.

– Угу, – киваю, поднимаясь по ступенькам. – А вот насчет ведра сомневаюсь, я сейчас, – зашел в дом, собрал нужное “по списку” и вынес снежинке, которая нервно топталась у крыльца.

Девушка тут же принялась осторожно втыкать угольки в так называемую голову снеговика. И действительно, вышло достаточно симпатично. Потом наш снежный красавчик обзавелся носом, ртом и руками. Ах да, еще его шею украсил красный шарф, который Ева непонятно где откопала в доме, а на руки-веточки водрузила перчатки, и теперь это чудо выглядело на зависть многой детворе.

– Красота! – улыбнулась Ева, отступая спиной вперед, любуясь снеговиком и попадая прямиком в мои руки, которые тут же ее заграбастали, обозначив четко – свое.

– Еще какая! – прижимаю девчонку к себе, и тут налетает резкий порыв ветра. В горах уже почти потемнело, и время явно  не для прогулок. – А теперь давай-ка в дом, ветер усиливается. Не хватало простудиться.

Шале встречает теплом. Особенно хорошо оно чувствуется, когда стоишь в мокрой верхней одежде.

Я быстро раздеваюсь сам и тянусь к девушке, но Ева на шаг отступает.

– Я сама, – вытягивает руки, не подпуская меня.

– Хорошо, как скажешь, – отхожу в сторону, наблюдая за тем, как она, пыхтя, пытается снять все то, что я на нее надел. Извернулась вся бедняга, но справиться с подтяжками и ремнем на штанах ей так и не удалось, что невольно вызвало улыбку. Такие, как та же Вероника, ремни с мужиков